– А ты к кому относишься?

– Конечно, к тем, кому не нужно. Вот есть люди, которым хочется в Лондон, но нет денег, и они страдают по этому поводу. А я взяла и нашла деньги. Есть люди, которые всю жизнь ходят в офис и ноют, как противные тюлени, что им там все не нравится, что шеф – говно, клиенты – твари, а я не ною, что работаю проституткой. Я просто работаю проституткой.

К кому относилась я? И что такое – «страдать»? Свить гнездо в собственной кровати и рыдать там, пока не запотеют окна, или ходить к проститутке, которая будет тебя резать или душить во время интимных игр?

Я не очень разделяла мнение Алисы. Мне кажется, что абсолютно у каждого человека есть свое время на «пострадать»: кто-то делает это регулярно, по расписанию – один или два раза в день садится на твердый стул и мучается, так, чтоб скулы дрожали и мозжечок сжимался и разжимался, как гармошка. А кому-то достаточно двух страданий в год – перед Рождеством и перед своим днем рождения. На тему бесцельно прожитых лет и все в таком духе. Лучше, конечно, реже, чем чаще, но вообще без страданий нельзя. Потому что не могут по-настоящему любить глаза, которые никогда не плакали.

– Алиса, а ты когда-нибудь любила?

– Да. Я же не робот. Сейчас попросишь рассказать?

– Конечно.

– Ну, тут все обычно. Мы вместе учились в медицинском. Я влюбилась в него, как полная дура. Полная. Бывает же, что влюбляются только наполовину – это когда человек нравится, но нравится отдельно от мозгов. Отдельно сердце, отдельно мозги. А я запала, как полная дура, целиком. Когда все твое тело – сердце. Понимаешь?

Понимаешь… Просыпаешься утром, делаешь себя яичницу и пару бутербродов с сыром. Запиваешь чаем, включаешь музыку и танцуешь жующим подбородком. Потом одеваешься, выходишь на улицу и идешь на свою остановку. Люди тоже идут, кто в широких джинсах, кто на каблуках. Всё, как обычно, все, как обычно. Вообще ничего не изменилось, вот только ты, ты сам внутри полон какой-то крутой экзистенции, которая цветет в тебе, как папоротник, раскидывающий в разные стороны свои ветви. И ты ходишь по улицам города с этим цветником внутри и постепенно превращаешься в огромный ботанический сад. Растения легко приживаются в середине тебя, потому что ты – сплошное сердце. Ты homo hearties – человек, который любит.

Да, именно так. Бывает любовь разумная, а бывает – полная, когда ты произрастаешь благостью изнутри. Люди, которым удалось хотя бы раз в жизни взрастить внутри себя цветочный сквер, – счастливчики. И не важно – продержится он долго или превратится однажды в парк юрского периода.

– Понимаю, Алиса. Я тоже была влюблена, как полная дура.

– Ну, вот и отлично, значит, ты в теме. В общем, мы с ним встречались. Поцелуи, лавочки, пиво, велосипеды. Плохо только то, что в такие моменты же вообще не осознаешь то, что это не навсегда. Или расстанетесь, или сожрете друг друга упреками. Любовь – она же только сначала легкая и простая.

– А потом?

– А потом становится скучно. И нужно работать, чтобы удержать ее. Однажды я пришла домой, и мы сели ужинать. Я сказала, что выиграла билет на концерт. Он кивнул, улыбнулся, но не спросил, на какой концерт, ему это было неинтересно. Хрен с ним. Но потом, однажды, я пришла домой, мы опять сели ужинать, и я сказала, что беременна. Он кивнул, как-то нехотя улыбнулся и продолжил есть. На следующий день я сказала, что буду делать аборт, а он даже не спросил, когда и в какой больнице. Ему и это было неинтересно.

Алиса выдохнула, причмокнула губами и подозвала официанта. Мы решили выпить вина за знакомство. В самом деле, я ведь не каждый день общаюсь с проституткой, а она не каждый день – с журналистом.

– Знаешь, у меня никогда раньше не брали интервью. И это забавно. Я ведь проститутка, а не Мэрайя Кери.

Я подмигнула Алисе и подняла бокал. Белое сухое, мое любимое. Немного терпкое, в унисон далеко не сладкой беседе.

– Как вы расстались?

– Банально. После аборта я поехала домой к родителям. Там рыдала два или три дня. Просыпаюсь, иду на кухню, сажусь завтракать и начинаю рыдать. Успокоюсь, пойду смотреть телевизор и опять плачу. Напьюсь чая, пойду в туалет справить нужду и там опять рыдаю, свернувшись в три погибели. Он прислал сообщение «как ты?», я гордо не ответила. Потом вернулась, устроила ему скандал и ушла от него. Больше мы с ним не виделись. И знаешь, это так странно: вот ты любишь человека, он тебя вроде как тоже, а потом раз – и вы чужие-чужие, и больше никогда не видитесь, хотя живете в одном городе. Знаешь?

Я знала. И если у проституток по классу БДСМ обрядом инициации считается физическое избиение, то у всех остальных девушек – моральное. Первая неразделенная любовь становится знаменем, которое мы потом гордо носим у себя в груди и называем «жизненным опытом». Это знамя сначала учит нас ненавидеть экс-мужчин, а вслед за этим – с той же силой любить себя и больше никогда не давать в обиду. Инициация женского инстинкта самосохранения.

– Слушай, так, может, у тебя все, как у Дениса? Негативный опыт прошлого заставляет тебя резать в прямом смысле других мужчин?

– Черт его знает. Я уже почувствовала себя Мэрайей Кери, а ты все свела к психотерапевту, – Алиса засмеялась. А я знала: когда человек смеется в ответ на серьезный вопрос, он произносит «да».

– А ты можешь отказаться от клиента, если он тебе не понравится?

– Могу, но зачем? Это не приходило мне в голову. Моему самому молодому клиенту было двадцать – я не обслуживаю несовершеннолетних. Самому старому – семьдесят один год. Стараюсь так, чтоб до семидесяти пяти – я не обслуживаю полумертвых, и труп после последнего в жизни старческого оргазма мне не нужен.

– И у кого горячее фантазия?

– По-разному. Трудно сказать. Но мне кажется, что женатые извращеннее. Молодых, до тридцати лет, вообще мало. Стесняются, наверное. В среднем – 35–50 лет. Хотя я им в паспорт не смотрю, может, их жизнь сильно истаскала, и на самом деле они моложе. Что тебе еще рассказать? Большинство моих клиентов – женатые люди. Почему? Да потому что мужчины очень сильно зависят от своего собственного мнения. Секс на стороне – это для них как доказательство того, что он все равно свободен. Я думаю, что таких мужей нужно прощать и не обращать внимание на такие измены. Жены таких мужей, это я им говорю сейчас! Прощайте, потому что между нами ничего нет. Иногда мне кажется, что я не проститутка, а действительно медсестра, которая помогает больному человеку. Ну, и, конечно, не каждая жена захочет путаться в веревках и одновременно кончать. Есть ли у меня какие-то табу? Есть. Я, например, не работаю в паре. Когда приходит предложение от пары – мужчина и женщина, я отказываюсь. Или если клиент предлагает снять еще одну шлюху. Групповой секс с несколькими мужчинами – да. Но я должна быть единственной женщиной. Вторая «она» сбивает меня с ритма, толка и мешает мне. У меня есть своя манера и стиль исполнения. Второй женщине в моей постели, как для других – на кухне, не место. Я верю в любовь. Секс – это секс. У меня были клиенты, с которыми мне было очень хорошо в постели. Правда, были. И что? Это же не значило, что кто-то из них – мужчина моей жизни. Любовь – это то, что находится за пределами постели. Я могу подарить бешеный оргазм кому угодно, но это не любовь, это – опыт, – Алиса пожала плечами. – Иногда они привозят игрушки с собой, но в целом у меня дома большой выбор костюмов и аксессуаров. Плетки, качели, ремни – все, что хочешь.