Двое конюхов сбежали с крыльца, завидев всадника, въезжающего в каменные ворота. Но он направил лошадей не к ним, а к башне, перед которой светлело необычное пятно.

Не останавливаясь, он бросил повод с двумя лошадьми и дальше поскакал один.

Приблизившись к тому, что выглядело белым саваном, он на всем скаку сорвал этот покров, и под ним обнаружился маленький сверкающий «рэйлтон».

— Этель! — воскликнул всадник, направив лошадь к крыльцу.

Значит, она вернулась.

— Этель!

Он спрыгнул с лошади и растолкал кучку вышедших ему навстречу слуг. Дверь замка растворилась, как по мановению волшебной палочки. По гладким каменным плитам холла за юношей тянулась дорожка из мокрой грязи и растоптанной травы.

— Милорд, не угодно ли вам снять плащ? — без всякой надежды спросил привратник.

— Где она? — крикнул вместо ответа хозяин, взбегая по лестнице.

— В комнате ваших родителей, — ответил тот, нагибаясь и собирая с пола комья земли бережно, словно рассыпанные драгоценности.

Молодой человек свернул в последний коридор и толчком открыл дверь.

Она стояла там, спиной к нему, застегивая широкие брюки мужского покроя. На ней была желтая полосатая рубашка. Мокрые волосы блестели.

— Этель?

Она увидела его в зеркале, подбежала и бросилась ему на шею.

— Пол!

Он стоял в скованной позе, с застывшим лицом, не обнимая ее.

— Я только два часа как приехала, — сказала Этель, прижимаясь к нему и пряча глаза. — Я ждала тебя здесь.

Пол откинулся назад, стараясь отстраниться от нее, словно к нему в объятия кинулся ребенок, перемазанный вареньем.

— Я правда тебя ждала, — повторила она.

— Ты меня ждала?

— Да. Мы так долго не виделись.

— Значит, ждала? — сказал Пол так, словно боялся поверить.

Она состроила гримаску, которую он не увидел.

Этель приехала как раз перед дождем, но знала, что ей не удастся проскользнуть между струйками гнева Пола.

— Значит, ты меня ждала?! Вот это мило — после того как исчезла без предупреждения и отсутствовала целых семнадцать дней!

Он аккуратно разжал руки, обвивавшие его шею, и оттолкнул ее.

— Ты вообще понимаешь, что наделала, Этель? Целых семнадцать дней!

Она притворилась, будто эта цифра ее удивила, и для вида начала считать на пальцах.

— И все эти семнадцать дней я должен был торчать у окна, смотреть на горизонт, обшаривать леса, выслушивать утешения Скотта, Мэри и поваров и обедать в одиночестве, не зная, вернешься ты когда-нибудь или нет.

— Я вернулась. Ты же знаешь, я всегда возвращаюсь.

Он топнул и отвернулся.

Она шагнула к нему. Она любила Пола и злилась на себя, видя, как он страдает.

— Пол…

Вчера вечером приезжали Томас Кэмерон и его отец. Кажется, ты месяц назад пригласила их к нам. И обещала прогулку в автомобиле, назначив ее на вчерашний день.

Этель опять смущенно поморщилась. И в самом деле, ей смутно помнилось что-то такое.

Они велели шоферу высадить их в конце аллеи, — продолжал Пол. — Когда я их увидел, я просто не знал, как оправдаться.

— Кэмероны? По-моему, я им сказала «может быть», — пробормотала Этель.

Да, с тобой всё «может быть», Этель. Тебя так и нужно было назвать — Мэйби[23].

— Прости меня, Пол.

— Я одолжил им лошадей, чтобы они могли вернуться домой. Они понятия не имели, куда ты подевалась.

— Да наплевать мне, что подумают Кэмероны, — ответила она.

— А мне не наплевать, я просто сгорал со стыда. Кроме того, я и вправду не знал, где ты: может, танцуешь в эдинбургских или лондонских кабачках или разгуливаешь еще где-нибудь, а может, лежишь полумертвая в канаве за холмом.

— На этот раз я не танцевала.

— Ах вот как!

Мокрые вьющиеся волосы падали ей на глаза.

— Я была в Париже.

— Знаю.

— Откуда? — вздрогнув, воскликнула Этель.

— Сегодня ночью тебе звонил какой-то француз. А утром от него пришла телеграмма.

Теперь Пол пристально смотрел на Этель.

— Ты не знаешь, как его зовут? — взволнованно спросила она.

Пол не ответил.

— Где эта телеграмма?

— У меня в кармане, — сказал он.

— Ты ее вскрыл?

Пауза.

— Я решил вскрыть ее сегодня вечером, если ты не вернешься.

— Отдай ее мне!

Пол медленно повиновался.

Этель взяла телеграмму и, спрятав ее в белых дрожащих ладонях, отошла к окну. Она стояла спиной к Полу, но по ее вздымавшимся плечам он догадался, как прерывисто она дышит.

Ванго, Ванго, Ванго.

Этель твердила это имя, как заклинание, надеясь, что оно вот-вот появится на голубом бланке, который судорожно сжимали ее пальцы. Вспоминал ли он о ней?

Она распечатала телеграмму, пробежала ее глазами, и Пол увидел, как вдруг сникли ее плечи.

— Он хотя бы красив? — спросил он.

Этель обернулась с беспомощной, горькой улыбкой. Теперь Пол позволил ей взять себя за руки.

— Это пожилой господин с лицом шотландского терьера, — ответила она. — И зовут его комиссар Булар. Он сообщает, что завтра приедет сюда.

Пол посмотрел на нее. Его уже ничто не удивляло. Он оглядел кровать и всю комнату.

Дождь струился по оконным стеклам.

Они постояли несколько минут, не говоря ни слова.

Грязная одежда Этель валялась на кожаном кресле. Портреты предков — их было три или четыре — исподтишка наблюдали за ними со стен, и блики в их глазах мерцали, как слезы.

— А здесь ничего не меняется.

— Да, ничего, — сказал Пол. — Мэри каждый день ставит свежие цветы.

— И даже стелет свежие простыни.

— И говорит: «Я убрала спальню Хозяев». Уж и не знаю, что здесь можно убирать.

И они дружно рассмеялись.

— Да уж, — сказала Этель.

— А Хозяева уже десять лет как не спят здесь. И никто в эту комнату не заходит.

Он взглянул на Этель и добавил:

— Кроме тебя, — ты по-прежнему наряжаешься в папины вещи из этого шкафа.

И оба посмотрели в зеркало.