Но все проходит, прошел и «тверской кризис», причем — обычная жутковатая усмешка истории — Михаилу, сыну Александра Михайловича Тверского, закрепиться в 1360-х на отчем столе помогла чума, выкосившая основных его соперников из тверского дома и почти всех московских князей. Воспользовавшись этим стечением обстоятельств, а равно и тем, что Москва и Суздаль были сильно заняты своей борьбой, Михаил Александрович сумел снова превратить своё княжество в серьезную силу. Основным козырем Твери в новой раздаче стал наличный опыт дипломатии, который и позволил, вмешавшись в своё время в «литовские» комбинации Семена Московского, добиться на редкость выгодного династического брака: в 1348 г. «князь литовськыи Олгордъ прислалъ свои послы къ князю великому Семену Ивановичи) бити челомъ и просити за себе свести княжи Семеновы княжны Ульяны княжи дчери Александровы Михаиловича Тферьскаго. И князь великий Семенъ Ивановичь, доложа Фегнаста митрополита, и выда свою свесть за Олгорда князя Литовьскаго» [ПСРЛ. Т. 15, вып. 1, стлб. 59; т. 18. С. 96–97; Приселков М. Д. Троицкая летопись: Реконструкция текста. М.-Л., 1950. С. 370].

Это родство с могущественным литовским владыкой было особенно важным для Твери ввиду разгоревшейся в Улусе Джучи «замятии», в ходе которой даже особо наглые эмиры вроде Мамая принялись де-факто претендовать на эксклюзивные властные полномочия Чингизидов. Дополнительно укрепил для Твери литовский тыл перспективный союз на церковном поприще: в 1354 г. по смерти митрополита Феогноста престол митрополита Литовского и Галицкого занял Роман, ставленник Ольгерда и выходец из семьи тверских князей, немедленно вступивший в борьбу за паству с митрополитом Киевским и всея Руси Алексием, происходившим — вот совпадение — из московского боярского рода Бяконтов [Acta Patriarchatus Constantinopolitani, изд. Miclosich’em и Müller’om, т. I. С. 425–430, 434—436; Nicephorus Gregoras, Historiae Byzantinae. Т. III, Bonnae, 1855. C. 518–521].

К концу 60-х будущий Дмитрий Донской при поддержке Алексия-митрополита сумел уверенно разобраться со своим суздальским тезкой-противником, и стало ясно, что на очереди новая серия московско-тверской борьбы. На этот раз в роли зачинщика конфликта выступала московская сторона. В 1368 г. Михаил Александрович был приглашен на переговоры в Москву под гарантии церкви — и «пойман». Но в скором времени (возможно, что из-за позиции прибывавшего в Москву посла от темника Мамая и его ставленника Абдуллы) с Михаилом было заключено докончание, и его отпустили в Тверь. В том же году Дмитрий Иванович пытался исправить недоделки и «посылал рать» на Михаила Тверского, но безрезультатно. В ответ тверской князь решил опробовать на деле достижения своей дипломатии: он бежал в Литву и инициировал поход Ольгерда Литовского на Москву, окончившийся трехдневной безуспешной осадой только что отстроенного каменного Кремля.

В 1370 г. новое обострение отношений Твери и Москвы привело к новому отъезду Михаила Александровича Тверского в Литву. На этот раз уговорить родственника на активные наступательные действия Михаилу не удалось, зато пришли вести, что в отсутствие князя ордынские послы привезли ему в Тверь ярлык на тверское княжение. Необходимость обновления ярлыков была формально связана с тем, что в 1370 г. Мамай посадил на престол нового хана — Мухаммед-Бюлека, однако Михаил Александрович обоснованно увидел в этом сигнал. И после того как в сентябре того же года великий князь Дмитрий повоевал тверские волости, Михаил из Литвы отправился в Орду: «Прииде к Мамаю, печалуя и жалуя, и тамо многы оукоры изнесе и многы вины изложи, паче же всего въсхотеся ему самому княжениа великаго и многы дары раздавъ и многы посулы рассуливъ княземъ ординскымъ» [ПСРЛ. Т. 15, вып. 1, стлб. 93].

Мамай, всерьез недовольный долгим отсутствием посольств из Москвы, выдал тверскому князю ярлык на великое княжение владимирское. Однако эффект от этой дипломатической победы тверской линии на маневрирование между ордынским и литовским центрами силы вышел потрясающий. Москвичи, не говоря худого слова против царева ярлыка, просто не дали Михаилу возможности добраться до Владимира или вернуться в Тверь: «Не тъкмо же не приаша его, но и переимали его по заставамъ и многыми пути гонялися за нимъ, ищуще его, и не стигоша его. И тако едва утече не въ мнозе дружине и прибъже пакы въ Литву».

Таким образом, все вернулось на круги своя: Михаил Александрович снова просил войска у Ольгерда, но теперь он уже имел возможность потрясать ярлыком на великое княжение. На этот раз великий князь Литовский все же собрался с силами и опять сумел подступить к стенам Москвы, но после восьмидневной осады пошел на заключение мира.

В 1371 г. Михаил Александрович во второй раз получил у Мамая ярлык на великое княжение, но, отказавшись взять вспомогательное татарское войско (наследие Андрея Городецкого уходило в прошлое), выехал на Русь лишь в сопровождении посла Сарыхожи. Результат получился под стать прошлогоднему. Дмитрий Иванович заявил: «Къ ярлыку не еду, а въ землю на княжение на великое не пущаю, а тебъ послу путь чист» [ПСРЛ. Т. 15, вып. 1, стлб. 94–95; т. 18. С. 110].

Позорным завершением этой эпопеи стало язвительное замечание Мамая в адрес тверского князя: «Княжение есмы тебе дали великое и давали ти есмы рать и ты не понялъ, реклъ еси своею силою свети, и ты сяди съ кемъ ти либо» [ПСРЛ. Т. 15, вып. 1, стлб. 95].

Твери уже не хватало сил на самостоятельную борьбу за первенство на Руси.

Развязка наступила в 1372 г. Союзные Михаилу литовские войска повоевали Переяславль, сам Михаил, продолжая традиции тверских князей, разгромил Торжок, а в июле вместе с Ольгердом двинулся на Москву. На сей раз московские войска встретили Ольгерда не под столицей, а у Любутска на Оке. Там же и был заключен мир, ознаменовавший полное и окончательное поражение Твери, чьи интересы литовский союзник-покровитель принес в жертву политической целесообразности: в договоре впервые в международной практике великое княжение именуется «очиной» Дмитрия Ивановича Московского [ДДГ. № 6. С. 22].

А в 1375 г., после краткого времени мира и межкняжеских съездов (в этот период Дмитрий Иванович даже отпустил в Тверь сына Михаила, выкупленного в Орде из долговой кабалы), в Тверь перебежал сын последнего московского тысяцкого Иван Васильевич Вельяминов вместе с видным гостем Некоматом Сурожанином.

Этот побег, судя по вниманию, что уделили ему летописные своды и сами князья, как-то очень заметно перекосил систему управления Московским княжеством, а заодно продемонстрировал наличие достаточно глубоких и пока до конца не разобранных связей между элитами Москвы и Твери. Михаил Александрович, видимо, решил, что бегство Вельяминова (а также очередное «розмирье» между Москвой и могущественным ордынским эмиром) даёт ему новые серьезные козыри в борьбе за власть, — и отправил Ивана Васильевича вместе со все тем же Некоматом ко двору Мамая. Вскоре из Орды пришел посол Ачихожа с ярлыком тверскому князю на великое княжение владимирское, и будущий Дмитрий Донской решил на этот раз все же поехать в Тверь к царскому ярлыку. Помимо Дмитрия Ивановича и его брата серпуховского князя Владимира Андреевича к Твери с визитом отправились суздальско-нижегородский князь Дмитрий Константинович с сыном и братьями, ростовские князья Андрей Федорович и Василий и Александр Константиновичи, князь Иван Васильевич Вяземский, ярославские князья Василий и Роман Васильевичи, белозерский князь Федор Романович, кашинский князь Василий Михайлович, перешедший на сторону Москвы, моложский князь Федор Михайлович, стародубский князь Андрей Федорович, князь Роман Михайлович Брянский, новосильский князь Роман Семенович, оболенский князь Семен Константинович и его брат тарусский князь Иван. Короче говоря, к стенам Твери, как бы репетируя предстоящий слет на Куликовом поле, собралась вся Северо-Восточная Русь вместе с немалой частью Черниговской и Смоленской земель.