Вихор в восхищении зачмокал языком. Ну что за баба! И не девица вроде, а всё ещё прыткая, как лань. И такая же застенчивая…

…Ёра с полудня бегал искал свою старенькую Лыску. Вчера весь день бродила непонятно где, хоть и стреноженная, сегодня пошёл на пойму проверить, а её опять нет. Побежал искать по кустам и опушкам. Далеко в лес она зайти не должна бы, но кто её знает. А без лошадки, даже без такой старенькой, как их Лыска — беда. Даже дров из лесу не на чем будет привезти. Вот и носился как угорелый.

Выскочив из очередных кустов, он чуть не налетел на незнакомых всадников. Успел остановиться и потихоньку отступил назад. Притаился и прислушался.

Три незнакомца верхом и их пастух, дед Яшма, о чём-то разговаривали. Как Ёра не прислушивался, разобрать ничего нельзя было. Дед Яшма стоял, опираясь на посох, спокойно кивал головой, те, похоже, давали какие-то распоряжения. Вскоре всадники дёрнули поводья, попрощались, отъехали. Один повернулся и спросил чуть громче:

— В селе тихо?

— Тихо, — ответил Яшма. — Всё спокойно.

Ёра подождал, пока и всадники скроются за поворотом лесной дороги, и пастух уйдёт к своему стаду, потом настороженно оглядываясь по сторонам, побежал домой. Лыска стояла у ворот…

…Ярина открыла глаза. Страшная слабость наполнила всё тело. Сильно болела голова. Хотелось пить. В открытое окно заглядывала луна. Ярина увидела её лицо. Луна улыбнулась и что-то сказала. Ярина не поняла. Луна нахмурилась и повторила. Опять непонятно.

— Матушка, — прошептала Ярина.

— Что, милая, я здесь.

— Что луна говорит? Я никак не пойму.

— Опять заговаривается, — сокрушённо сказала Домна кому-то в глубине горенки.

Не дождавшись ответа от матери, Ярина опять посмотрела на луну. Луна как луна, обычная, немного ущербная. И как это ей показалось, что она с ней разговаривает?

— Матушка, пить хочу.

— Сейчас, донюшка, сейчас.

44

Василиса уже несколько дней шла по чужим землям, по незнакомым лесам. Едва проходимые заросли и дремучие буреломы сменялись светлыми берёзовыми рощами. Но вот закончились и они, начался сосновый бор. Идти по такому лесу — одно удовольствие. Высокие стройные сосны устремились к небу, кустарника почти нет, хвойная подстилка пружинила под ногами.

Добравшись до ручья, девушка остановилась, вымылась, пообедала остатками вчерашнего глухаря, решила поспать немного. Ночи сейчас короткие, можно пройти за день значительное расстояние, если в середине дня сделать остановку, подкрепить силы.

Разбудили её человеческие голоса. Две женщины средних лет, шли с той стороны, в которую Василисе предстояло ещё шагнуть. Одеты были в тёмные суконные свитки, плечи оттягивали массивные кошели, в руках у обеих были посохи. По всему видать, путь держали дальний. Одна из женщин всё прыскала от смеха, вторая отмахивалась:

— Адарка, да хватит тебе, ну заплутали, подумаешь. Лучше посмотри, какая красотища вокруг. Вот так лес!

Василиса поднялась, и женщины её заметили. Замолчали настороженно, но, разглядев, что перед ними девица, расслабились.

— Милая, а ты откуда здесь? — спросила та, что успокаивала подругу.

Василиса поздоровалась, сказала, что путница, отдыхает.

— А звать-то тебя как?

— Василиса.

— Это хорошо, Василиса, что ты путница, может, ты нам укажешь путь. А то мы заплутали немного. А зовут нас: меня тётка Груня, её Адарка.

Тётка Груня рассказала, что они паломницы, направляются в дальнюю заморскую страну на святую землю. Да вот сглупили, думали немного дорогу сократить, крюк отрезать, да не могут теперь вернуться на свой путь.

Адарка снова фыркнула:

— Собрались чуть ли не на край света, а никак не может из своего околотка выйти.

Василиса подивилась такой смешливости на серьёзном маршруте, ответила:

— Верстах в семи в той стороне, — махнула рукой туда, откуда пришла, — есть проезжая дорога.

— Ну, вот, значит правильно мы отрезаем крюк. Просто не дошли до нужного места.

— Ну, это последний крюк, который мы с тобой отрезаем. Разреши, дочка, с тобой посидеть. Тут и водица течёт, и прохлада. Мы с Адаркой уже упарились в свитках.

— А долго ль идти в святую землю? — заинтересовалась Василиса.

— А и сами не знаем. Очень долго, поди. Но ничо, не мы первые, не мы последние.

Адарка продолжила:

— Знающие люди нам подсказали, что сначала надо до Киева дойти. Там найдутся попутчики, и вместе мы и дойдём.

— А как же отпустили вас?

— Родственники-то? Ох, дочка, лучше не спрашивай. Года два, почитай, битвы вели. Были из нашего села ходоки, и их рассказ крепко за душу задел. Мы сначала не признавались никому, сами думали, что не для нас эта дорожка. Где нам? Но засела думка в голове или в сердце и никак не выходила. Потом уж признались. Сначала ни в какую не отпускали. Но помаленьку и родня сдалася. А как не сдаться? Вон у Адарки деток нет. Она и поклонится святой земле, попросит милости. А я уж этой земли возьму горсточку, да на грудь мужу положу, он и выздоровеет. Хворает уже третий год, лежит, не встаёт, сил у него нет… Земля святая ему силу и даст. А под лежачий камень вода не течёт. Так?

— А как родня отпустила, так вся деревня… Мы из Семи Ручьёв, можа, слышала? Нет? Ну это вёрст двадцать отсюда. Собрали нам денег, много денег, да благословение у батюшки взяли, да наказы со всех домов. Вот так нас проводили, и мы пошли.

— А ты какой веры будешь?

— Я? — Василиса растерялась. Она никогда не задумывалась о своей вере и, тем более, никогда об этом не говорила. — Наша семья приняла христианство… Но в нашем селении всё больше придерживаются старой веры предков. Нас, христиан, несколько человек.

— Не враждуете?

— Нет. Чего нам враждовать? Мирно живём.

— Но это хорошо, что мирно. Не все так умудряются. Вот и мы с Адаркой уж чуть не поругались по дороге из-за вопросов веры.

— Ну так ты невесть что городишь, — завелась с пол оборота Адарка.

— Не, милая, давай-ка мы этот вопрос пока оставим, дойдём до святой земли и спросим учёного человека.

— А какой вопрос вас так расстроил?

— Вот рассуди, Василиса, — начала Адарка, несмотря на нежелание своей спутницы говорить об этом, — был праздник Купалы по старому, стал праздник Ивана Крестителя, по новому. Народ путается. Все ж привыкли отмечать как раньше, как праотцы веселились. Ну и я так, а Груня, — Адарка кивнула на вторую женщину, — на дыбки. Нельзя, говорит, в этот день через костры прыгать и Купалу чествовать. Вот и скажи, почему нельзя людям повеселиться? Что в этом плохого?

Василиса промолчала, потому что совсем не знала, что в этом