Сулеми и полковник обменялись взглядами.

— Он прав, — Гареев хмыкнул. — Нужен качественно иной подход.

— Я вам его и предлагаю.

Сулеми смотрел на собеседника в задумчивости. Мысль ему нравилась, но он вдруг отчетливо увидел, насколько сложно будет довести эту работу до конца.

— Что нам потребуется? — спросил он.

Гареев взглянул на Хомутова.

— Стереотипы поведения президента. В каждой новой ситуации Фархад ведет себя по-иному. Я должен знать специфику его реакций. Это прежде всего.

Он загнул палец.

— Характеристики людей из ближайшего окружения президента, его отношение к каждому из них, симпатии и антипатии. Это два. Подробнейший психологический портрет президента. Его мнения по самым различным вопросам. Три.

Он замолчал, выжидательно глядя на Сулеми. Тот, поколебавшись, сказал:

— По первому и второму вопросу будем работать. Третий придется опустить. Эта тема закрыта.

Хомутов иронически улыбнулся.

— Вы не совсем поняли меня. Третий вопрос важнее прочих. Без него нет никакой надежды на успех.

— Он прав, — вступил Гареев. — Как он сможет поступать, как президент, если ничего не знает о его личности?

Казалось, полковник говорит небрежно, но это впечатление было обманчивым. Сейчас он пребывал в крайнем напряжении: разговор неожиданно коснулся темы, чрезвычайно занимавшей Гареева. Президент для советской спецслужбы все еще оставался загадкой, словно неизведанная земля, полная тайн и сюрпризов. Шеф во время визита высказал Гарееву неудовольствие по поводу того, что московские аналитики не в состоянии эффективно работать с материалами по Джебраю — слишком мало информации о персоне Фархада. И если удастся получить сведения о нем из рук самого Сулеми — им цены не будет…

— Он прав, — повторил Гареев. — Либо мы снабжаем его полной информацией, либо расписываемся в собственном бессилии и закрываем вопрос.

Он особенно подчеркнул это «мы», чтобы продемонстрировать Сулеми, что действует с ним заодно. Тот проглотил наживку, и спустя несколько минут проговорил:

— Что ж, если иначе нельзя… Павел получит необходимое.

Гареев опустил голову, чтобы взгляд не выдал его.

Коменданта посольского городка Людмила подкараулила на улице.

— Я хотела с вами поговорить. Не возражаете?

— О чем речь? — комендант улыбнулся, но в глазах улыбки не было.

— Я по поводу вещей.

— Каких вещей?

Она запнулась на мгновение.

— Некоторые вещи, принадлежащие мне, оставались в квартире Хомутова. Помните такого?

— Как же, — комендант отчего-то насторожился. — Помню. И чего вы хотите?

— Одним словом, вещи остались там, — терпеливо продолжала Людмила, — а сам он уехал…

— А как они у него оказались? — подозрительно осведомился комендант.

— Да я немного занималась ремонтом у себя, развела грязь — просто беда. Вот и договорилась с Хомутовым…

— Понял, — кивнул комендант. — Что от меня требуется?

— У вас хранятся ключи от всех незанятых квартир. Я подумала, что следует обратиться именно к вам.

— Нет, не ко мне.

— Не к вам? — удивилась Людмила.

— Так точно, — комендант энергично кивнул. — Мне Хомутов ключей не сдавал.

— Но он же не мог выбыть, не рассчитавшись с хозчастью?

— Не мог, если бы убывал, как все.

Комендант взглянул на свою собеседницу с особым выражением — мол, сама знаешь, что этот парень вылетел отсюда в два счета, и даже, как поговаривают, в наручниках.

— И что же мне теперь делать?

Комендант равнодушно пожал плечами.

— Обратитесь к товарищу Гарееву. Возможно, ему что-нибудь известно.

Гареев первым делом спросил у нее:

— А что за вещи в хомутовской квартире вы забыли? Если не секрет?

Вид у него при этом был довольно игривый.

— Из покупок кое-что, — Людмила смутилась. — У меня, видите ли, ремонт был…

Гареев смотрел на нее насмешливо.

— Ладно, — сказал он. — Сходим в гости к Хомутову.

Ключи оказались у него, и на следующий день вместе с Гареевым Людмила переступила порог холостяцкой квартиры Павла. Войдя в комнату, она остановилась в удивлении. Все здесь оставалось, как при Хомутове, вот разве что на мебели лежал нетронутый слой пыли.

— Он разве не забрал свои вещи?

Гареев молча пожал плечами.

Людмила прошлась по комнате, осматриваясь. Письмо, о котором ей говорил Уланов, должно быть на виду — если оно существует, конечно.

— Здесь есть что-либо ваше?

— Что? — переспросила Людмила. — Нет, не видно. Может быть, на кухне? Но вы не ответили на мой вопрос.

— Какой вопрос?

— Разве Хомутов уехал, оставив здесь все имущество?

— Ну, почему же, — протянул Гареев. — Кое-что взял. Кажется, два чемодана. Я видел их в самолете.

И на кухне лежала пыль. Письма не было. На столе стоял медный котелок причудливой формы — Людмила узнала его. В этом котелке Хомутов готовил джаргу, эту пахучую травку с неистребимым запахом, потому что только в нем все получалось так, как полагается. Он любил повторять, что котелок этот непременно возьмет с собой в Союз, когда будет возвращаться.

Она была растеряна, мысли прыгали.

— Нашли?

— Нет пока.

— А были они здесь?

— Естественно.

Она вдруг поняла, отчего эта растерянность. Котелок все объяснял. Хомутов вовсе не уехал. Это открытие было настолько неожиданным, что ей пришлось прикусить губу, чтобы не охнуть.

Людмила снова прошлась по комнате, но теперь уже замечая все новые и новые мелочи, которые подтверждали — Павел остался здесь, в Джебрае. Но зачем им объявили, что он отправлен домой?

Скрипнула дверь, и появился Уланов. Заметив Гареева, он на мгновение заколебался. Поздоровался и проговорил, словно оправдываясь:

— Шел мимо, а тут дверь открыта. Что такое, думаю, уж не Паша ли вернулся…

Он прислонился к косяку, и Людмила взглядом наткнулась на метки — те самые, которые поднимались снизу вверх, этаким салютом хомутовским любовным победам. Уланов перехватил ее взгляд, улыбнулся.

— Хоть отрывай, да к себе переноси эту деревяшку, честное слово.

Людмила почувствовала, как плеснулось в ней раздражение.

— Ну да, список ведь еще не завершен, — бросила она со злостью.