Посетитель коротко кивнул.

– Прекрасное заведение. Я с ним хорошо знаком. Эта работа поможет вам покрыть кое-какие расходы, – он начал отворачиваться.

– Кстати, о расходах, – начала было Кэрол и тут же пожалела об этом.

– Да? – Он посмотрел настороженно.

– Вы… вы сказали: «двадцать долларов в час, не считая расходов», – и я просто хотела узнать… – Девушка надеялась, что не покажется жадной. – Не то, чтобы это имело какое-то значение, но… какого рода расходы вы имеете в виду?

Он пожал плечами.

– Обычные. Бумага, ксерокопирование, лента для пишущей машинки… У вас же есть пишущая машинка, так?

– Да, разумеется. То есть, я могу ею пользоваться. Она принадлежит моей соседке по квартире. Но ее почти никогда нет дома, – затаенная с утра горечь заставила добавить: – Да даже когда она дома, она вряд ли в состоянии ею пользоваться.

– Соседка по квартире? – старичок поджал губы. – Хм-м-м-м… Этакий вольный дух, как я понимаю?

Кэрол кивнула.

– По крайней мере, она так думает. Но… – Кэрол умолкла. Она не хотела оговаривать Рошель понапрасну. – Не то, чтобы она занималась чем-то дурным. Просто мы воспитаны совершенно по-разному. Она училась в большом государственном университете, я – в католическом колледже. Только для девочек.

– И где он находится? – Старичку, судя по всему, это было не особенно интересно. Облако на секунду заслонило солнце, и по помещению скользнула тень.

– Колледж Святой Марии в Эмбридже. – Старичок задумчиво моргнул. – Вы наверняка никогда о нем не слышали, – добавила Кэрол. – По всей стране найдется еще штук двадцать заведений с таким же названием, – она посмотрела мимо него в окно. Снаружи ветер трепал длинные листья.

Старик немного подвинулся, заслоняя вид.

– Вовсе нет, я его знаю. Сразу за шоссе, верно? На вершине холма?

– Вы путаете его со школой, – сказала Кэрол. – Там я тоже училась. – Девушку немного пугало то, как много он о ней знает. – Надеюсь, вы не имеете ничего против приходских школ.

– Нет-нет, совсем наоборот. В наши времена только там учат правильному английскому. – Он отошел от окна. – Значит, вы остались среди своих. От одной Святой Марии к другой.

Она кивнула.

– А потом Святая Агнесса здесь, в Нью-Йорке.

– Еще один колледж?

– Монастырь. На западной Сорок восьмой улице. – Она подождала реакции, пытаясь понять, сочтет ли это собеседник достоинством или недостатком. – Я провела там примерно полгода и покинула его только в январе.

– Вы – монашка? Никогда бы не подумал! – В его глазах появилась веселая искорка.

– Нет, не монашка. Я была только послушницей. Никогда даже не надевала монашеского облачения. – Кэрол заметила, что, вопреки собственным словам, ее собеседник не выглядит особенно удивленным. – Просто я посчитала, что обязана исследовать этот путь, – добавила она. – Сейчас я понимаю, что вступить в монастырь меня толкнули неправильные, эгоистичные мотивы, но тогда казалось, что идти больше некуда. Дела дома шли очень плохо. Заболел мой отец, и я с чего-то решила, что, если приму постриг… все вернется на свои места. Может быть, отец выздоровеет.

Старик кивнул, как будто вполне ее понимал.

– Как бы жертвоприношение. Вам пришлось сделать непростой выбор.

– Да, наверное. Но тогда казалось, что это вовсе не выбор. Что я вроде как избрана. – Она пожала плечами. – Наверное, каждый порой ощущает что-то подобное, что он избран для чего-то особенного. По крайней мере, я была в этом уверена. У меня появилась возможность направить собственную жизнь в определенное русло; тогда это казалось необходимым.

– Русло, да. – Казалось, что он обдумывает ее слова. – Но вы недолго в нем оставались.

– Так вышло. Мой отец умер.

– Ах, как ужасно!

– И вообще, монашество не для меня. Я начала размышлять обо всем, от чего мне придется отказаться: я не встречу свою вторую половинку, не влюблюсь, не выйду замуж… А раз появляются подобные сомнения, значит, в монастыре делать нечего. – К ней вернулись воспоминания. – И все же, тогда мне точно казалось, что я…

– Избрана!

Она кивнула.

– Ну, – сказал старик, – как знать? Может, вы были избраны, только для чего-то другого. Для чего-то, о чем даже представления не имеете.

Он и впрямь понимал! Кэрол была уверена, что ей понравится с ним работать.

– Как бы там ни было, – добавил старичок, как будто прочитав ее мысли, – я вас избрал… И мне кажется, что наша совместная работа пойдет на пользу нам обоим. – Он помедлил. – Меня заботит только одна мелочь. Эта ваша соседка. Она точно не станет слишком сильно вас отвлекать?

– Нет, вовсе нет! Мы с Рошель отлично уживаемся. Она занимается своими делами, я – своими. Если мне нужно что-нибудь читать, когда она приводит гостей, я ухожу к себе в комнату и закрываю дверь. Мы просто очень разные люди, только и всего. Рошель считает, что мне нужно научиться получать удовольствие от жизни.

Старичок презрительно усмехнулся.

– Ей-то легко говорить. Она наверняка давно лишилась самого ценного, что есть у девушки.

Впервые за весь вечер Кэрол показалось, что старичок сердится, хотя, возможно, это было всего лишь игрой света; в комнате стало значительно темнее.

– Послушайтесь моего совета и не дайте ей сбить себя с пути! – сказал посетитель куда тише и строже. – Не следует вам водиться с мужчинами, которые ходят к девушкам домой. Они вам не компания.

Кэрол послушно кивнула, не воспринимая его наставления вполне серьезно.

– Вы прямо как мой отец, – сказала она. – Он очень обо мне беспокоился.

– Ну разумеется, разумеется. Для этого и нужны отцы, чтобы дочери знали свое место. – Он покачал головой. – Простите, я не собирался читать вам нотации. Уверен, что вы очень скучаете по отцу.

– О, да. Жаль, у меня не было возможности узнать его получше. Но он был таким старым, даже когда я была ребенком, и мы так и не сблизились. Теперь я могу разве что покупать новый венок ему на могилу, когда приезжаю домой.

– Да-да, венки. – Старик сочувственно кивнул. – Я подумываю посвятить им главу в своей книге.

Кэрол почувствовала легкий холодок.

– Хотите сказать, что это не просто украшение?

Он снова кивнул, на этот раз с серьезным видом. За окном сгущались сумерки. В помещении стало тихо, только из-за стеллажей доносился голосок ребенка, нараспев читающего книгу детских стишков. Кисельный холм дрожит как камыш… Небо снаружи было почти серым.

– Любые традиции можно проследить до древних времен, – негромко сказал старик. – И любые похоронные обряды. Так, мы кладем на могилы цветы, потому что… Потому же, почему женщина пользуется духами. Как труп ни назови – в нем аромат останется все тот же. – Кэрол прикусила губу. – Да, – сказал старичок, – тема не слишком приятная, но именно с таким материалом нам придется работать. В основе своей церемонии по большей части прямолинейны, тошнотворны и совершенно беспощадны. Даже такая вещь как надгробие.