– Готов, Хозяин!

– Когда будет готова полноценная кассета?

– Это, босс, смотря сколько времени займет сама съемка, но в любом случае не более получаса.

– Яхши! Ты хорошо отдохнул перед дальней дорогой?

– Отдохнул, Хозяин!

– Тогда за дело! Скажешь, когда мне можно будет начать говорить!

Оператор выбрал место, куда попросил встать узбека. Навел на него камеру, настроил ее, сбоку зажглась красная лампочка.

– Снимаю, Хозяин!

Наркоторговец, сделав паузу, рисуясь перед камерой, сказал с пафосом:

– Я Садык!..

И повел речь, которую позже внимательно выслушали профессионалы Службы «Виртус».

А узники увидели, как из-за дома вынесли большой пень и топор на длинной ручке.

Садык, прервав речь, повернулся к Резе, который находился за кадром, крикнул ему на языке пушту:

– Крайнего из обслуги на пень!

Далее последовала казнь…

Садык, бросив топор, продолжил монолог и закончил его словами:

– До связи, неверные!

И воплем:

– Аллах акбар!

Оператор прекратил съемку.

Узбек кивнул на обезглавленный труп молодого парня-звукооператора, которому только позавчера исполнилось двадцать пять лет:

– Кинуть эту падаль в ущелье, на корм шакалам! Голову на кол, пусть артисты, выходя во двор, любуются тем, что осталось от их коллеги!

Он подошел к артистам.

Те, прижавшись к стене и друг другу, с ужасом смотрели на убийцу. Только двое выделялись на общем фоне страха, один – с наколками на руке, который пел шлягеры шансона, да пожилой пародист. Они смотрели на Садыка с ненавистью, что не мог не заметить узбек, и это взбесило его.

Вогнать бы в эти ненавидящие глаза по горящей лучине, чтобы свет навсегда померк для них, но это были артисты – товар. А его портить нельзя.

Поэтому, усмирив свой гнев, узбек перевел внимание на единственную в бригаде молодую симпатичную женщину. Даже страх в ее глазах не затмевал природной красоты, а, напротив, придавал даме некий шарм. Эх! Ее бы в сауну…

Садык подошел к женщине, спросил:

– Как тебя зовут, красавица?

– Тоня, – ответила она.

– Это твое настоящее имя или псевдоним?

– Псевдоним.

Узбек понимающе кивнул головой:

– Ясно! Сейчас модно брать псевдонимы. Только и слышно – поет Юлиан, выступает Земфира или Анастасия. Как же назвала тебя мать?

– Лидой.

– Фамилия!

– Гаврилова.

Садык криво ухмыльнулся:

– Да, с таким именем пробиться на сцену, наверно, тебе не удалось бы. Как чувствуешь себя, Лида?

– Плохо.

Узбек, изобразив удивление, переспросил:

– Плохо? Отчего же, милочка? Оттого, что оказалась здесь? Но ты сама приехала в Чечню! Или кто из коренного населения звал тебя? А может, тебя заставили ехать в командировку?

– Никто не заставлял, я сама решила поехать, – ответила Лида.

– А ты знала, что здесь идет война, что здесь каждый день убивают? Иногда в бою, иногда, как твоего коллегу, в плену, для устрашения противника?

– Знала.

Садык прикинулся, что не услышал ответа, проговорил:

– Не слышу!

– Знала! – громче сказала певица.

Узбек повысил голос:

– Так отчего тогда тебе плохо, блядь пробитая? Или ты честная? Хотя откуда в вашей среде взяться честным бабам? Со всей бригадой за эту неделю перетрахалась? Тебя скопом имели или выборочно давала, проститутка?

Женщина проговорила на грани истерики:

– Я не блядь и не проститутка!

Садык рассмеялся ей в лицо, обнажив свои гнилые, черные зубы:

– Ну конечно же! Как же иначе? Ты чистюля, давалка с разбором! Замужем?

– Нет.

– Слушай, в таком случае ты, должно быть, девственница?

– Вас это не касается…

Закрыв лицо руками, женщина заплакала.

Узбек посмотрел на нее, проговорив:

– Твой целяк мы еще, возможно, проверим! Так что будь готова, сучка!

Он потерял интерес к певице, вдоволь насладившись ее унижением.

Садык подошел к дуэту «Клен».

Молодые ребята испуганно сжались в единый комок. Дуэт в полном смысле этого слова.

Узбек спросил у них:

– А вы чего прилипли друг к другу? Гомики, что ли?

– Нет… нам страшно.

На что наркоторговец с сатанинским удовольствием пообещал:

– Будет еще страшнее, щенки! В армии служили?

– Нет, нет, – быстро и одновременно проговорили оба парня.

– Почему? Дефективные?

Смелые на сцене и паникеры в экстремальной ситуации, они ответили:

– Мы в принципе против войны, мы пацифисты, не желаем брать в руки оружия!

– Вот как? Но какой мужчина без оружия? Ну, ладно, пацифисты, значит. И сюда приехали протестовать против войны?

– В общем, да! – ответил один из дуэта, постарше.

Садык гаркнул:

– А не ты ли, тварь, орал с помоста воякам, чтобы они добили остатки банд и с победой вернулись домой?

Парень замешкался:

– Э… да… но это было предусмотрено программой, и не я ее составлял.

Рядом сплюнул артист с наколками:

– Тьфу, слизняки, мать их!

Узбек сразу же перешел к барду:

– Имя?

– Алтаев. Дальше что?

– Ты никак борзый, гитарист?

На что Сергей Агеев, он же бард Алтаев, ответил, глядя Садыку прямо в глаза:

– Слушай, плесень! Завязывай гнилой базар, а? Ну чего ты, как дешевка, понты тут наводишь? Хозяин? Чмо ты сто восьмое, а не хозяин! Это для своих «шестерок» ты босс, а для меня дерьмо, просек?

Садык не ожидал оскорбления, особенно того, что его назвали сто восьмым. Для узбеков это очень обидно. Он сжал зубы, прищурил глазки:

– Это ты мне, неверный?!

– Тебе, тебе! И не хер на меня гадюкой болотной пялиться! Я перед тобой гнуться не собираюсь! У меня за плечами три ходки на зону, и я в авторитете! А ты кто есть, фраер? Слепил банду и беспредельничаешь? А вообще мне с тобой базарить в падлу! Будь ты на зоне, вогнал бы я тебе заточку меж ребер, вонючка!