Нет, добрый врачеватель душ, Не-Знаю-Как-Тебя-Там, похоже, я видел его в метро клянчащим подаяние, разливается соловьем насчет того, как все собравшиеся должны сплотиться воедино ради помощи Ники и его малышам, взяться всем миром — дела хватит на всех, и, слава богу, у детишек есть любящая бабушка, которая позаботится о них и тоже окажет помощь. (Джек ищет глазами мешок для пожертвований и слышит, как сидящая через проход от него женщина, похоже, фыркает, в то время как священник, возведя очи к кедровому потолку, произносит «Господу помолимся».)

За чем следует долгая молитва об упокоении души Памелы Вэйл и ниспослании мира и начала исцеления для Ники и Натали — тут впервые Джек узнает имя миссис Валешин, — а также детишек. Потом орган разражается какой-то жуткой мелодией из фильмов ужасов, и когда Джек поднимает глаза, он видит за кафедрой Ники, призывающего собравшихся выступить с воспоминаниями о Памеле.

Собравшиеся не заставляют себя долго ждать. Друг за другом человек десять поднимаются на кафедру и рассказывают о том, как провели с Пам день на пляже, как любила Пам закаты, как она любила детей… Одна женщина даже поведала о том, как ездила с Пам за покупками, а другая — как они с Пам вместе были на экскурсии и наблюдали китов.

Но никто не хочет и словом обмолвиться о том, что Пам пила горькую, вспомнить, как ее вырвало однажды на вечеринке, как в другой раз, сев пьяной за руль, она врезалась на своем «лексусе» в толстую сосну на обочине, как, накачавшись валиумом, залезла в машину и уснула прямо на пикнике.

Все избегают рассказов о ее драках и скандалах с Ники, как швыряли они друг в друга посудой, как однажды на яхте она прилюдно выплеснула стакан прямо ему в лицо, рассказов о том, как Ники не пропускал ни одной юбки — разведенки ли, скучающей мужниной жены, либо даже какой-нибудь прыткой официантки из бара.

Все это растворилось в дымке заката, который так любила Пам.

Не воспоминания, а какие-то обрывки, думает Джек. Но вот иссякают и они, и Ники с затуманенным взором, но с тихой и мужественной улыбкой спрашивает, не хочет ли выступить еще кто-нибудь.

И тогда из-за спины Джека раздается женский крик: «ТЫ УБИЛ МОЮ СЕСТРУ, СУКИН ТЫ СЫН!»

И начинается скандал.

ТЫ УБИЛ МОЮ СЕСТРУ, СУКИН ТЫ СЫН!

Челюсть Ники буквально падает туда, где должен был бы находиться воротник, а Джек думает: «Сам напросился».

Священник судорожно озирается, не видно ли репортеров, в особенности с телекамерами, а женщина выкрикивает опять: «ТЫ УБИЛ МОЮ СЕСТРУ, СУКИН ТЫ СЫН!»

Перед всеми собравшимися и ликом самого Иисуса-на-Волнах она тычет пальцем в Ники!

Люди буквально застывают, вжавшись в кресла. Никто не пытается остановить ее либо как-то успокоить, потому что видно, что женщина эта на все способна, и никому неохота рисковать лицом, которое обошлось в десятки тысяч долларов.

Но два охранника все-таки решаются рискнуть.

До этого момента Джек их не замечал, этих двух в черных костюмах, шагнувших из задних рядов, чтобы разрядить обстановку. Они подходят к женщине на секунду раньше, чем туда поспевает Джек.

— Пусти, убери свои лапищи! — вопит женщина, когда рука одного из охранников тяжело опускается ей на плечо. Она стряхивает с себя его руку, и тогда оба мужчины хватают ее и волокут в проход.

Женщина окидывает взглядом собравшихся и, опять указывая пальцем на Ники, произносит:

— Вот он убил мою сестру! Он убил Пам!

Коренастый охранник, обхватив ее за шею, затыкает ей ладонью рот.

— Отпусти ее, — говорит ему Джек.

— Даме следует покинуть помещение.

У парня русский акцент.

— Уже покидает, — говорит Джек.

Второй охранник, высокий, худой как жердь, но мускулистый, поворачивается к Джеку:

— Нарываешься, парень?

С тем же акцентом.

— Плевать, — говорит Джек.

Парень хочет хорошенько ему вмазать, это читается в его глазах, но в них же читается и нечто другое: «Веду себя как положено», и он отступает. Хотя Джек видит, что тот берет его на заметку, запоминая его лицо на будущее.

Джек глядит на коренастого и повторяет:

— Отпусти ее.

Первый охранник кивает, и его напарник ослабляет хватку.

— Пошли, — говорит Джек женщине.

— Он убил Пам.

— Тебя все слышали.

Он тянется к ее руке, берет за локоть.

— Пошли.

И она идет с ним.

До Джека доносятся крики у него за спиной — дети зовут тетку. Он оглядывается и видит зареванного Майкла. У матушки Валешин каменное лицо, а Ники, кажется, готов всех разорвать.

Как и старший охранник. Он злобно косится на Джека.

— Ничего, все в порядке, — говорит ему Джек.

— Это мы еще посмотрим.

Джек выводит женщину из церкви.

Сажает на переднее сиденье машины.

— Бог мой, Летти, — говорит Джек, — почему ты не сказала мне, что это твоя сестра?

Я не должна была тебе это говорить, но подумала, что кому-то сообщить об этом надо.

Она все еще потрясающе выглядит, думает Джек.

Блестящие черные волосы до плеч, темные мексиканские глаза, безукоризненная фигура, умело накрашена, побрякушек — в меру, хорошо одета. На улице пекло, но она в джинсах и белом пиджаке. Джек понимает, что пиджак ей нужен, чтобы скрыть прицепленную к поясу пушку 38-го калибра.

Странно, что она просто-напросто не пристрелила Ники.

— Она моя единоутробная сестра, — поясняет Летти. — Мать у нас общая, а отцы разные.

— Я и понятия не имел, что у тебя, оказывается, была сестра.

— Мы редко виделись, — говорит Летти. — В то время она старалась забыть, что наполовину «латина». Господи, я там, кажется, бог знает что устроила.

— Ничего страшного.

— Нет, это ужасно. Где была моя профессиональная выдержка?

— Ты это не придумала, Летти, нет?

Она качает головой:

— Эн-Джи не обнаруживает в ее легких дыма, звонит нам и попадает на меня. Повезло. Я еду в морг и, представляешь, вижу, что это Пам! Но я никому ни слова о том, что это моя сестра, потому что хочу оставаться в курсе и держать все под контролем.

— Господи, Летти…

— А Эн-Джи ты знаешь, он, как всегда, берет быка за рога — хочет немедленно побеседовать с Вэйлом. Но сначала надо связаться с пожарными инспекторами, чтобы те не ставили нам палки в колеса. И мы звоним Бентли и получаем: не лезьте не в свое дело.