Например, краевая контрольная комиссия ВКП (б) 12 июля 1932 г. предупредила свои подразделения в нарымских районах (Александровском, Колпашевском и Каргасокском) за то, что они не обращают внимания на многочисленные грубейшие нарушения ревзаконности в отношении ссыльных: «дело о преступлениях в Колпашевском ОИТР, насилия, издевательства, симуляция расстрелов, сдачи в аренду женщин, зверское уничтожение 22-х ссыльных в Александрово, убийство 3-х ссыльных в Колпашево…»[84]

Убийствами ссыльных, неимоверно ухудшивших криминогенную обстановку в Нарыме, не брезговали и рядовые советские работники. Председатель колхоза Степан Перемитин 21 июня 1932 г. задержал 12 беглых спецпереселенцев, двоих из которых он с помощью счетовода расстрелял на берегу Оби и сбросил в воду. И лишь осенью 1934 г. Нарымская окружная комиссия по чистке ВКП (б) утвердила исключение Перемитина из партии и постановила расследовать его участие в убийстве спецпереселенцев. Милиционер Больше-Гривской комендатуры Михаил Бессмертных в 1932-м застрелил ссыльного Аношкина, перевозившего бежавших спецпереселенцев. Расследование также заставило себя ждать очень долго — только 28 августа 1934 г. милиционер за это убийство был исключён из партии, а ещё погодя Нарымский окружком поручил окрпрокурору расследовать убийство Аношкина.

В конце 1933 г. дело коменданта 3-го участка Александро-Ваховской райкомендатуры Сиблага Лермонтова, обвинявшегося в неких нарушениях законности, было передано в полпредство ОГПУ. Вскоре полпред приказал наказать Струлевича — участкового коменданта Тевризской спецкомендатуры: в феврале 1934 г. за допущение арестов и избиений переселенцев он был арестован на 15 суток и понижен в должности. Его помощник Вассерман, издевавшийся над спецпереселенцами и дававший «прямые установки на расстрелы стрелкам», был отдан под суд[85].

Колпашевский райкомендант Бейман, его помощники Д. Д. Самосюк и Сиднев 16 октября 1933 г. Нарымским окружкомом ВКП (б) были привлечены к ответственности за «допущение безобразного отношения к вселению нового контингента на Кияровские гари»; о тяжести их преступления говорит то, что не позднее 1934 г. всех их уволили из ОГПУ. В группе наказанных чекистов оказался и райуполномоченный по Александровскому району Нарымского округа М. Р. Аришак: в ноябре 1933 г. его арестовали и отдали под суд за преступную халатность, способствовавшую массовой гибели спецпереселенцев на о. Назино: «прекратил вовсе информацию ПП [ОГПУ] и [Нарымского] округа, не развернул чекистское обслуживание трудпоселенцев… без всякой проверки обвиняемого из деклассированных Лебедева, приговорённого к 10 годам концлагеря, подверг высшей мере наказания»[86].

Моральный уровень что оперативных, что комендантских работников был исключительно низок. Парторг Нарымского оперсектора ОГПУ М. В. Цыплятников в конце 1932 г. получил выговор от Н. Н. Алексеева за задержку расследования дела по обвинению двух вахтёров в служебных преступлениях, а в феврале 1933 г. лишился должностей парторга оперсектора и члена Колпашевской райКК ВКП (б) за «пьянство с антисоветским элементом». В итоге Цыплятникова сняли с должности и перевели в Колпашевскую участковую комендатуру, что для оперработников являлось серьёзным наказанием. Секретарь Нарымского оперсектора ОГПУ В. П. Носков в августе 1934 г. был исключён из партии за систематическое пьянство, дебоши, попытку покончить самоубийством и политическую неграмотность.

Типичнейший набор проступков, за которые «гоняли» комендантов, виден в деле Сергея Ледоховича — помощника участкового коменданта Каргасокской комендатуры Нарымского оперсектора ОГПУ, который в конце 1933 г. был исключён из партии за систематическое пьянство, дебош, связь с чуждым и антисоветским элементом, «отпуск продуктов для обмена на вино и за разложение… аппарата комендатуры». Случались — по пьяному делу — и вызывавшие панику властей курьёзы: Р. М. Тюрин, поселковый комендант в Чаинском районе Нарымского округа, будучи в нетрезвом виде, 3 августа 1933 г. страшно перепугал местное начальство сообщением о якобы начавшемся восстании в Тигинском сельсовете[87].

Любопытно взглянуть на политическую благонадёжность аппарата, доставшегося Николаю Николаевичу от предшественника. Не все сотрудники карательного ведомства являли собой образец большевистской бдительности и непримиримости к врагу…

Сразу после приезда Алексееву пришлось разбираться с фактами связи работников Томского оперсектора ОГПУ с ссыльными троцкистами. Всё это было, разумеется, сильно раздуто, но закончилось для некоторых чекистов печально.

25-летний уполномоченный Нарымского оперсектора ОГПУ Матвей Толстыкин был арестован по делу «томской организации троцкистов» и в июне 1932 г. счёл за лучшее покончить с собой в камере. Алексееву пришлось ещё и краснеть на бюро крайкома за своих нерасторопных подчинённых, давших ускользнуть из-под следствия «активному троцкисту». В особую папку бюро крайкома 5 июня 1932 г. по докладу полпреда подшили решение «поручить т. Алексееву привлечь к ответственности лиц, ответственных за недостаточный надзор за арестованным. …Тщательно расследовать все материалы о прямых или косвенных связях отдельных чекистов с троцкистами… Оперативные действия согласовывать с тов. Эйхе».

Связи чекистов со злейшими врагами партии были расследованы. Практикант Томского оперсектора ОГПУ коммунист В. И. Гордеев был обвинён в том, что получил от троцкиста Колесникова письмо ссыльного виднейшего оппозиционера Христиана Раковского и, зная о существовании в Томске «троцкистской организации», не сообщил об этом. В мае 1932 г. Гордеева исключили из партии, арестовали и дали три года лагерей (правда, потом освободили досрочно). Новый полпред ОГПУ пытался расширить круг обвиняемых в связях с троцкистами чекистов, но не особенно преуспел. Райуполномоченный Нарымского оперсектора ОГПУ в Кривошеинском районе М. И. Новичков — чекист с десятилетним стажем — в июне 1932 г. был арестован в связи с троцкистским делом, но в сентябре его освободили с отказом от обвинений. Сотруднику Томского оперсектора ОГПУ В. К. Иванову повезло меньше — в 1933 г. он был арестован и осуждён по 58-й статье на три года концлагеря[88].