По соседству уже имелся деревянный мост, соединяющий берега Большого канала; он дважды перестраивался и далее подвергался усовершенствованиям. Первый камень ныне существующего моста заложили в 1588 году, строительство длилось три года. Два ряда магазинов и ларьков выстроились на всю его двадцатисемиметровую длину, но не забыто было и возвышенное значение коммерции. Мост украсили фигуры архангела Гавриила и Девы Марии. Аве, монеты, будьте благословенны.

Топография города определялась центрами торговли. Крупнейшие campi стали рынками под открытым небом. На Мерчерии – улице, соединяющей площадь Святого Марка и Риальто, было построено двести семьдесят шесть магазинов. Это была, согласно Джону Ивлину, «одна из прекраснейших улиц в мире». Еще были коробейники, уличные торговцы и бродячие ремесленники; распродажи и аукционы проводились на улицах, в портиках и в тени церквей, магазины же становились местами собраний. Это был великий карнавал коммерции.

В Венеции были торговцы всех разновидностей. Имелось не менее сорока торговых гильдий, от аптекарей до ткачей, от трактирщиков до цирюльников. А еще имелись сотни профессий, не образовывавших гильдий, таких как кормилицы, или грузчики, или чистильщики отхожих мест. Практически все население Венеции работало. Это было жизненно необходимо для всех ниже уровня патрициев. Существующие названия городских улиц несут в себе свидетельства забытого мира труда и торговли – улица Кровельщиков, улица Мыловаров, улица Воскобойных Заводов, улица Красильщиков. Улица Мастеров Золотых Дел стала в конце XIX века улицей Зеленщиков. Портные и ювелиры работали вместе, в одном квартале. Якопо Беллини, основатель великой династии Беллини, много рисовал бродячих работников своего города. Он понимал, что эти лавочники и разносчики, в сущности, и есть Венеция.

Значительная часть венецианцев работала в текстильном производстве. Кружевницы слепли от работы. Детей приобщали к ремеслу с пятилетнего возраста. Изысканное искусство, ценимое богатыми матронами Европы, измерялось человеческими страданиями. Другие рабочие превращали необработанную английскую шерсть в готовые вещи. Ткацкие станки города производили дамаст и парчу. Мастера создавали гобелены; прядильщики пряли хлопок. Разумеется, женщины и дети тоже участвовали в производстве. Работа не знает половых различий. В отличие от женщин патрицианского сословия, на передвижения и свободу которых налагались строгие ограничения, женщины более низких слоев были топливом в огне венецианской экономики. Женщины работали печатниками и трубочистами, шили паруса и торговали скобяными изделиями.

Были и женщины-лоточницы. Гаэтано Зампино в опубликованной в 1785 году книге «Голоса Венеции» насчитывает шестьдесят разных видов лоточников. Схожие книги были написаны в Лондоне и Париже, но в Венеции бесконечный звук человеческих голосов имел особые, неповторимые качества. Здесь не было других фоновых шумов, кроме торопливых шагов прохожих и криков гондольеров. Голоса торговца дровами, мастера по починке мебели и человека с дрессированной обезьянкой отдавались эхом среди каменных улиц, радостные и печальные, громкие и задушевные. «Помидоры малосольные, как раз для салата!»; «Дамы, кому лимоны на лимонад!»; «Груши, сочные, на бороду течет!»

В этой атмосфере все поднималось или опускалось до статуса товара. Когда Венеция богатела, ее церкви украшались все обильнее, становясь похожими на покрытые орнаментами и инкрустацией ларчики для драгоценностей благородных дам. Есть предание, что при создании города Всевышнему было обещано «сто храмов из золота и мрамора». Почтение к пышности и блеску здесь имеет давние корни. Поэтому Венеция и была витриной мира. Когда информация стала товаром, Венеция сделалась центром торговли печатными книгами. Оказалось, что знание можно упаковать так же, как груз перца. Альбрехт Дюрер, некоторое время живший в Венеции, выполнил набросок, на котором книги производятся массово, как ковриги хлеба. В результате в Венеции было больше грамотных людей, чем в любом другом городе Италии. Зарождающийся капитализм нашел применение и этому. Надо ли говорить, что выпуск сценических представлений в печатном виде, для чтения, начался именно в Венеции.

Процветала торговля людьми. В XII веке Венеция превзошла в этом остальные города и страны. Венецианцы были отпетыми работорговцами, а рынки Риальто и Сан-Джорджо – средоточием работорговли. Венецианцы весьма ценили этот источник дохода, потому что выгода от каждой продажи здесь достигала тысячи процентов. Они продавали русских и даже греческих христиан сарацинам. Мужчин, женщин и детей, купленных или захваченных в Черноморском регионе, в том числе грузин и армян, отправляли в Венецию, где их перепродавали в Египет, Марокко, на Крит или на Кипр. Молодых женщин и мальчиков продавали в наложники. Дож Пьетро Мочениго в семидесятилетнем возрасте держал в своей свите двух турецких юношей.

Многие рабы попадали в венецианские семьи. Патрицианское семейство не мыслилось без свиты из трех-четырех рабов. Даже венецианские ремесленники владели рабами и использовали их труд в своих мастерских и магазинах. Венецианские монастыри тоже держали рабов для домашних работ. Галеры снабжали командами рабов. Город постоянно нуждался в свежем пополнении: дело в том, что рабский статус не наследовался. Многих рабов хозяева освобождали. К примеру, Марко Поло перед смертью, в 1324 году, освободил одного из своих рабов – Петра Татарина. В 1580 году в столице было три тысячи рабов. Черные гондольеры на изображениях Венеции кисти Карпаччо тоже все рабы.

Священные привилегии Церкви тоже продавались и покупались; продавались даже алтари, алтарные окна и праздничные мессы. В 1180 году на площади Святого Марка появился прилавок для торговли индульгенциями, освобождавшими от ожидания в Чистилище. Можно было купить и реликвии. Подлинное облачение Спасителя оценивалось в десять тысяч дукатов. Остров Крит оказался несколько дешевле. Его Венеция купила за тысячу серебряных марок.

Музыка и живопись, скульптура и опера – все оценивалось с позиций прибыли и убытка. Суть дела предельно ясно изложил самый венецианский по духу художник XVIII века Джамбаттиста Тьеполо, который утверждал, что художник должен «угождать людям благородным и богатым… а не тем, которые не могут купить картину высокой стоимости». Это можно считать моральным императивом не в меньшей степени, чем экономическим. В процессе привлечения богатого клиента художники «обращались к высокому, героическому, совершенному». В Венеции были все основания верить, что обладание деньгами совместимо со стремлением к славе. Можно выдвинуть точку зрения, что сам Ренессанс, вышедший из общественной и культурной жизни итальянских городов, был началом движения западного мира к товаризации: предметы искусства можно было заказать и купить, перевезти из одного места в другое, они не были уникальны, не существовали только в одном каком-то городе или в одном каком-то обществе. В Венеции можно наблюдать подъем культурного материализма, создавшего, в свою очередь, первую космополитическую культуру. Музыка также была частью рынка, где яро торговались Вивальди и Галуппи. Опера имела в Венеции большой успех, потому что с самого начала была прибыльна. Спекулянты делали деньги даже на аренде лож. В этом городе вообще трудно найти такой вид человеческой деятельности, который не был бы изначально коммерческим – или коммерческим по сути.