Малькольм убежден, что Хамфри украли «китаезы» и сделали из него отбивную с черной фасолью и имбирным соусом. Уверяет, что однажды в Вулвергемптоне в 1993 году обнаружил в пакетике с китайским рагу бирку с именем «Пушок». Малькольм отправился с этой биркой в санитарную инспекцию, но бюрократы подняли его на смех.

— Я тогда как раз увлекался «Дятлом»[48], — признался Малькольм, когда я спросил, как он повел себя в кабинете санитарного инспектора. — Этот самодовольный хрен вызвал какого-то мерзавца, и меня вышвырнули.

По его злому тону мне стало понятно, что Малькольм до сих пор имеет зуб на власти.

В два часа ночи позвонила Рози, умоляя меня вывезти ее с рок-фестиваля в Гластонбери. Она считает, что у нее траншейная стопа[49]. Земля в Гластонбери — сплошная топь. Рози потеряла обувь и два часа стояла в очереди к телефону. Я ее единственная надежда. Ответил, что в машине нет бензина, и посоветовал ей положиться на собственное заботливое и бескорыстное поколение.

Суббота, 28 июня

Сегодня в ресторан позвонил Луиджи и сказал, что несколько богатых инвесторов выступили с предложением спасти «Чернь». Предполагается сделать ремонт, а погреб превратят в кислородный бар! Нынешний ресторан переоборудуют в стиле рабочих кухонь 50-х годов, обставят неказистой мебелью того времени, а второй этаж (в том числе и моя квартира) превратятся в закрытый клуб для курильщиков.

Луиджи сказал, что курильщики, желающие вступить в клуб, должны принести справку от врача о том, что они не хитрые приспособленцы, а серьезные кандидаты.

По слухам, один из инвесторов — сам Майкл Кейн. Об этом знают немногие, и я поклялся хранить тайну. Из нынешнего персонала никого не оставят. Луиджи помогает своему зятю мыть окна в районе парка Кадоган. Я начал подыскивать место, где буду жить. Не хочу возвращаться на Глициниевую аллею: перерос провинцию.

Воскресенье, 29 июня

Отель «Савой» подвергся нашествию мышей. Каждому клиенту, который заметит мышь, предлагается бесплатная выпивка. Сегодня полтора часа сидел в Американском баре отеля, потягивая стакан газированной воды. Уделял особое внимание плинтусам, но грызунов не заметил. Везет как утопленнику.

Понедельник, 30 июня

Мне одиноко. Единственный, с кем я сегодня имел продолжительную беседу, — японская туристка, остановившая меня у универмага «Теско» на рынке Ковент-гарден (я там закупал оптом «Опал фрутс»). Японская туристка спросила, как добраться до Торки. С радостью отправил ее прямиком на вокзал Паддингтон, где она смогла бы купить билет до Девона. Предложил сесть в ее черное такси и проводить, но она отказалась.

Лежа в постели, представлял японку на пляже Торки, в черном бикини, но ничего не вышло. Даже пенис меня разлюбил. Может, я унаследовал от отца половое бессилие вкупе с плешивостью? Может, пора снова посетить доктора Нг? Если сегодня позвоню, то недели через три попаду на прием.

7 часов вечера.

Иду на прием к доктору Нг 17 июля в 10.10 утра. Хорошо еще, что ни один из моих разнообразных недугов не представляет угрозы для жизни.

Сегодня губернатор Гонконга Крис Паттен и принц Чарльз вернули Гонконг коммунистическому Китаю. Предсказывают, что к завтрашнему утру Гонконг подвергнется нападению китайских мародеров, алчущих джинсов «ливайс» и плееров «Сони». Гонконг будет объят пламенем. Вопрос: Почему Крист Паттен по столь торжественному случаю не облачился в парадную форму? Мог бы позаимствовать что-нибудь (треуголку?). Невозможно разрушать империю в обычном костюме — это просто неприлично.

Вторник, 1 июля

В 9 часов утра стоял у дверей магазина детской игрушки «Хэмлиз». Как только двери открылись, поднялся на эскалаторе в отдел маскарадных костюмов и потребовал одеяние Джереми Кларксона. Ответственное лицо по имени Кевин усмехнулось и ответило:

— У нас костюмы только вымышленных персонажей.

Я незамедлительно указал на безвкусный костюм Робин Гуда (для детей от четырех с половиной до восьми лет), к которому прилагались шляпа с пером, лук и стрела на присоске. Лицо по имени Кевин заявило, что Робин Гуд — «вымышленный персонаж», и пустилось в рассуждения о своей диссертации «Люди и мифы Ноттингемшира шестнадцатого века», за которую оно получило степень магистра в университете Ноттингема.

Я спросил Кевина, почему он сбывает детские маскарадные костюмы, тогда как ему присуждена степень магистра.

— Чтобы оплатить докторантуру, — ответил он.

Кевин уже наметил тему: «Кофе: влияние на английскую литературную жизнь, от доктора Джонсона до Мартина Эмиса».

Мое сердце колотилось в припадке свирепой зависти. Я спросил, каким образом подобная тема поможет ему найти хорошо оплачиваемую и достойную работу. Перебирая коробки со Спящей красавицей, Кевин сказал:

— Ну, например, меня возьмет на работу «Нескафе».

Я купил костюм Робин Гуда. Уильям должен гордиться наследием Восточного Мидландса.

Эшби-де-ла-Зух — третий день рождения Уильяма

Отец встал с постели, чтобы удостоить своим присутствием церемонию Задувания свечей на торте, которая является важнейшей частью английской культуры. Уильям старался изо всех сил, но не сумел задуть свечи за один раз. Потребовались пять его слабеньких попыток и моя незаметная помощь, чтобы загасить крошечные язычки пламени. А все мама виновата. Уильям у нее под каблуком. Мальчика надо закалять. Ему предстоит жить в мире, полном опасностей.

Жожо прислала в подарок шелковую хламиду — традиционное одеяние народа йоруба. Уильям предпочел его костюму Робин Гуда и отказался снимать, когда пришло время спать.

Мама сказала, что подумывает вчинить иск компании «Империал тобакко» на миллион фунтов. Она винит табакопроизводителей в своей никотиновой зависимости, надрывном кашле и морщинах.

Четверг, 3 июля

Сегодня в газете сообщили, что обнаружили японку, которая бродила по Торки в «состоянии отчаяния». Она направлялась в Турцию, но некий лондонец, который не смог разобрать ее английский, отправил несчастную женщину в Девон.

Совпадение!

Пятница, 4 июля

В баре «Италия»

Два американца празднуют День Независимости, заказав кофе с кофеином. Но я-то вижу, что они пьют кофе с таким видом, словно это жидкий нитроглицерин.

Суббота, 5 июля

Сегодня Дикар воспользовался своим ключом и проник в мое обиталище. Его сопровождал архитектор, облаченный в нечто, весьма смахивающее на халат дантиста, хотя, скорее всего, этот предмет гардероба считается рубашкой. Они входили в спальню и выходили из нее с таким видом, будто в комнате никого не было, хотя на самом деле я лежал в постели. Моя легкая депрессия тут же превратилась в истинное страдание. Когда они ушли, я чуть не заплакал.