возможно, Вайнона права. Возможно, если именно я стану лицом нашего движения, это будет символично.

– Ладно, – говорю я. – Но мы оставим повязку?

– Сначала да. – Подруга рисует линию из класса мистера Шлезингера к точке в школьном дворе. Эту точку она дважды обводит. – А когда мы будем на месте, ты произнесешь большую речь и потом со всем пафосом ее снимешь. Потому что, хоть мне и нравится образ слепой Фемиды, здесь нам надо быть реалистками. В нашем мире ей надо видеть все как есть. – Вайнона одевает на маркер колпачок и многозначительно стучит им по карте. – Мы проводим эту акцию, чтобы открыть людям глаза на неравноправие полов.

Я склоняю голову перед Вайноной:

– Ты просто гений.

Она ухмыляется:

– А то я не знаю!

15

На следующий день наша группа по постановке «Макбета» должна собраться у Лена дома, несмотря на все мои попытки расстроить этот план.

– Ты ведь живешь недалеко от школы? – спрашиваю я у Серены.

– Да, я бы с радостью позвала вас к себе, – отвечает она, – но мама затеяла ремонт на кухне, и она не хочет, чтобы мы совались в этот бардак.

– А если у Райана?

– Он живет у бабушки, потому что так ближе к школе, а дом его родителей далековато. Может, у тебя?

Я пытаюсь представить этих троих у нас в гостиной: Серена изучает выцветший ковер, Райан крутится на офисном кресле, которое папа подобрал на обочине, Лен изучает застеленную красной бумагой книжную полку, где мама сделала святилище Будды, наших предков и Deih Jyú Gūng, китайского бога земли.

– Я живу на другом конце города, так что, наверное, не самый идеальный вариант.

Серена достает из сумки ключи с брелоком в виде кисточки.

– Тогда, получается, нам остается только поехать к Лену, так?

Я делаю последнюю отчаянную попытку этого избежать:

– А почему просто не собраться в школьном дворе?

Серена морщится:

– Можно было бы, если бы не жара.

И она права. В Жакаранде опять стоит палящий зной, может, даже хуже, чем в тот день, когда мы с Леном ходили в «Братаны боба». Кевин уверил меня, что пропавшего свитера у них нет. «Я тебе сообщу, если он найдется», – пообещал он, когда я позвонила.

– Ох, слава богу, что у нас есть кондиционеры, – говорит Серена, врубает его на всю катушку, и тот ревет так, будто в машине с нами сидит еще какое-то существо.

Мы собрались к Лену, и Серена предложила меня подбросить. Я была ей благодарна ровно до того момента, когда она уселась на переднее сиденье и пристегнула ремень. И теперь я наблюдаю феномен «Серена за рулем».

– Напомни, где именно Лен живет? – спрашивает она, пока мы несемся по Лемон-авеню, превышая скорость не меньше чем на тридцать километров в час.

Я трясущимися руками нахожу его сообщение.

– На Холиок Лэйн, – отвечаю я, стараясь не срываться на визг.

Я привыкла ездить с мамой, которая водит машину так, будто развозит пенсионеров по врачам, поэтому к этой поездке мне приходится… приноровиться.

– А-а, я знаю, где это. В двух шагах от моего дома.

Я молюсь (правда не знаю, кому именно), чтобы живой добраться до места, и ловлю себя на размышлениях о том, какой у Лена дом. Особенно мне интересно, больше там японских или белых черт.

– Кстати, ты слышала? – не переставая, трещит Серена, беспечно не замечая моего ужаса. – Когда президент дискуссионного клуба попытался доказать, что ты неправа насчет дискриминации в Уиллоуби, половина участников пригрозила выйти из клуба.

Она резко останавливается на оживленном перекрестке, и я хватаюсь за кожаное сиденье.

– Правда? – с трудом выдавливаю я.

– Ага. И сегодня утром все новенькие футболки «Я с ним» в кружке сценической импровизации пропали. – У Серены озорной вид. – Загадочным образом.

Машина снова срывается с места, и меня слишком тошнит, чтобы отвечать, так что я просто оттопыриваю большие пальцы.

– Что до нашего протеста, – продолжает чирикать Серена, – пятьдесят семь человек точно пойдут, и где-то… – Она считает в уме, отвлекаясь от дороги. – Еще восьмерых я смогу привлечь к концу недели.

Я бы хотела, чтобы когда-нибудь Серена стала настоящим политиком, а может, даже президентом, потому что когда эта девушка что-то обещает, она начинает действовать быстро.

– Это здорово, – говорю я, а она со смаком ускоряется, когда загорается зеленый.

– Я так рада, что все так случилось! – Она улыбается мне. – Акция протеста – это особенно круто. Это будет мощно, Элайза! Ты точно станешь главным редактором, я чувствую. Лен даже не успеет понять, откуда ему прилетело.

Я стараюсь не слишком сильно вцепляться в ручку двери машины, бешено несущей нас по улице.

– Ну, давай только без особой враждебности. Он нам нужен, он же наш Флиенс.

– А кто тут враждебный? – удивляется Серена.

Она нетерпеливо сигналит водителю, который не успел достаточно быстро среагировать, когда загорелся наш свет. Как только представляется такая возможность, она пулей устремляется вперед, оставляя провинившегося водителя далеко за спиной.

– Не пойми меня неправильно, – говорю я, когда она возвращается к своему стандартному уровню превышения, – но с чего ты так загорелась идеей феминизма?

Несколько секунд Серена молчит, и мне уже кажется, что она решила не отвечать на вопрос. Может, это ее фирменный способ мягко ставить людей на место – притвориться, что ты ничего не спрашивала.

Наконец она произносит:

– Это так тяжело – делать вид, что все дается просто. – Она косится в мою сторону сквозь янтарные стекла огромных солнцезащитных очков, словно бы желая проверить, удивляет ли меня ее заявление. А оно действительно удивляет. – Я этого не осознавала, пока не прочитала твой манифест. Но на самом деле я из кожи вон лезу – причем постоянно. – Она постукивает пальцами по рулю. На ногтях у нее безупречный французский маникюр. – Только я никогда не думала, что причина этому – сексизм.

– Хм-м, – мычу я, – ну да.

– Вся эта твоя манера, типа «я не доллар, чтобы всем нравиться», – это так смело, – замечает она. – И я никогда в жизни не смогла бы так спокойно относиться к тому, что никому не нравлюсь.

Я решаю не спорить с утверждением, что я никому не нравлюсь, – наверное, потому что оно достаточно близко к истине.

– Однако складывается такое впечатление, что девушкам, которым на это не плевать, живется проще.

– В основном да, – соглашается она. – Но все же это так выматывает – постоянно тревожиться о том, что подумают люди. – Взглянув в зеркало заднего вида, она поправляет единственный волосок, выбившийся из безукоризненного хвоста. – А если это чувствую я,