Я понятия не имею, что происходит, так как не получается вытянуть ни слова из матери, поэтому, когда Лекси подходит к моему шкафчику на последней перемене и спрашивает, что случилось с дядей учителем, мне нечего ответить.

Я закрываю локер и пожимаю плечами:

– Не знаю. Думаю, у него нервный срыв. Он оставил у нас в воскресенье Элайджу, и последние слова, которые я слышала, были: «Я так больше не могу. Прости». А затем Джонас просто выбежал из дома и больше не возвращался.

– Вот дерьмо! Значит, ребенок до сих пор с вами? – Лекси произносит это, жуя жвачку, поэтому больше похоже на разговор о походе по магазинам, чем о возможно подброшенном нам навсегда младенце.

– Ага.

– Не круто, – комментирует подруга, опираясь на шкафчик.

– Да все нормально. Может, он заберет сына сегодня? Скорее всего, Джонасу просто нужно было как следует отоспаться.

Мне кажется, Лекси понимает, что я лишь придумываю оправдания. Но она пожимает плечами и выдувает большой пузырь.

– Ну, как скажешь. Но должна предупредить: мой папа так отсыпается уже тринадцать лет.

Я с усилием смеюсь, чтобы поддержать шутку, но Джонас совсем не похож на ее отца. Правда, я никогда его не встречала, но мой несостоявшийся дядя никогда бы так не поступил с Элайджей.

– Мама рассказывала, что папаша выбежал из дома на следующий день после Рождества со словами: «С меня хватит», и больше мы его не видели. – Лекси надувает и лопает еще один пузырь. – Это ему хорошо удавалось – сбегать. «Хватит» в итоге растянулось на тринадцать лет. – Внезапно она умолкает и смотрит поверх моего плеча. Что-то привлекло ее внимание. Или кто-то.

Я поворачиваюсь и вижу, что в нашу сторону идет Миллер. Мы встречаемся взглядами и несколько секунд не отводим их друг от друга. Он всецело сосредоточен на мне, поэтому ему приходится повернуть голову, проходя мимо, чтобы продолжать наш зрительный диалог. Наконец он неохотно переводит взгляд на коридор перед собой.

С того вечера после памятной переписки мы больше не общались. Мне нравится, что парень меня не преследует, но одновременно я его ненавижу. Быть хорошим человеком, конечно, важно, но неужели нельзя чуть меньше переживать за свои отношения?

– Воздух прямо ножом можно было резать, – присвистывая, комментирует Лекси.

– Неправда, – защищаюсь я, отрицательно мотая головой.

– А вот и правда! Его взгляд на тебя… был просто как…

– Мы говорили о Джонасе. Он – отличный отец. Просто ему понадобилась передышка.

– Ставлю пятьдесят долларов, что он не вернется. – Лекси следует за мной к выходу на парковку.

– Куда не вернется? В школу или за Элайджей? – уточняю я.

– Никуда. Он же переехал только из-за беременности Дженни, так? У него вне нашего городка осталась целая жизнь. Он сможет продолжать делать то, что делал, и притвориться, что прошедшего года не существовало.

– Ты – просто ужас.

– Нет, это мужчины просто ужас. А отцы – самые ужасные из всех, – произносит Лески.

После этого комментария я невольно опускаю голову. И тяжело вздыхаю, вспоминая папу.

– Мой не был таким. Наоборот, был самым лучшим на свете.

– Клара, прости. Я такая тупица, – застывает в раскаянии подруга.

– Ничего. – Я возвращаюсь на пару шагов, беру ее за руку и тащу за собой. – Но насчет Джонаса ты ошибаешься. Он такой же, как папа. Хороший человек. И слишком любит Элайджу, чтобы просто взять и бросить его.

Мы проходим еще около пяти футов, прежде чем Лекси снова замирает, заставляя притормозить и меня. Я поворачиваюсь лицом к ней, а затем спрашиваю:

– Что случилось?

– Не оборачивайся. Миллер только что припарковался рядом с твоей машиной.

– Серьезно? – удивляюсь я.

– Ага. Ты должна подвезти меня домой, но не хочу мешать, вдруг он решит с тобой заговорить. Так что я возвращаюсь в школу, а ты напиши эсэмэс, когда освободишься.

– Договорились. – Я киваю, чувствуя, как в животе все нервно сжимается.

– А еще у тебя на лице написано, что ты в него втрескалась. Так что, если попробуешь потом соврать про еще один ничего не значащий разговор, я тебя побью.

– Хорошо.

Лекси шагает обратно в здание, я же медленно втягиваю воздух, пытаясь успокоиться. Затем разворачиваюсь и иду к автомобилю, притворяясь, что не замечаю пикап Миллера, пока не приближаюсь к водительской двери. Стекла в голубой развалюхе подняты, мотор заведен, но парень просто сидит и посасывает чупа-чупс, не обращая на меня внимания и пристально разглядывая что-то впереди.

Наверняка он даже не заметил, что припарковался рядом со мной, а я-то уже напридумывала… Чувствую себя полной идиоткой.

Но тут открывается пассажирская дверца пикапа. Адамс лениво поворачивает голову и нетерпеливо на меня смотрит, будто я должна немедленно забраться внутрь.

Я взвешиваю варианты. Мне нравятся ощущения, которые я испытываю в присутствии парня, поэтому несмотря на нежелание потакать такому неджентльменскому поведению, я все же сажусь в его машину. Да, можете считать меня слабовольной.

В кабине между нами словно натянули оголенный электрический провод. Тишина буквально потрескивает от напряжения. Кажется, что сердце готово выскочить из груди, а грохот его биения слышно за километр.

Миллер откидывается на подголовник, не сводя с меня взора. Я не поворачиваюсь к нему, только бросаю косые взгляды. Но мне далеко до его расслабленности: тело как струна, спина едва касается кожаного сиденья.

Оказывается, кондиционер в пикапе есть, хотя в прошлый раз я предположила обратное, и сейчас он работает на полную мощность, из-за чего прядь развевающихся волос попадает мне прямо в рот. Я прикрываю поддув и провожу по лицу пальцами, чтобы убрать выбившийся локон. Миллер жадно следит за моими действиями, ненадолго задерживая взгляд на губах.

Его пристальное внимание заставляет мое дыхание сбиться. Будто замечая реакцию на одно его присутствие, парень опускает глаза на мою вздымающуюся грудь, но немедленно их отводит.

Затем вытаскивает леденец изо рта и изо всех сил хватается за руль.

– Я передумал, ты должна уйти.

– Передумал насчет чего? – его слова меня ошеломили.

Я немного запуталась. Миллер искоса смотрит на меня и почему-то кажется подавленным, затем медленно делает вдох.

– Не знаю. Рядом с тобой мне сложно сосредоточиться.

Ему сложно сосредоточиться? Эта мысль заставляет меня улыбнуться.

Однако он лишь хмурится, завидев мою ухмылку.

Не слишком понимаю, что вообще происходит. И не знаю, нравится мне эта ситуация или нет. Но точно осознаю: с чувством, которое я испытываю в присутствии Миллера, чертовски сложно бороться. А поведение парня выдает, что он и сам близок к поражению.