– Правда?

– Клянусь. Однажды и со мной случилось нечто подобное. Я никому об этом не говорил, но вам скажу. Только прикройте дверь, а то еще Терри услышит, и тогда нас обоих поместят в психиатрическое отделение.

Эвелин затворила дверь и вернулась на стул.

– Ну вот. Для меня смерть тети Иджи в 1989-м была тяжелым ударом. Согласно ее воле, я похоронил ее на семейном участке в Алабаме и перед отъездом пришел к ней на могилу, чтобы еще раз попрощаться. Стою я возле надгробия, плачу, и душа моя разрывается от жалости к себе. Ушла мама. Теперь вот тетя Иджи. И остался я шестидесятилетним сиротой. О горе мне. И тут вдруг, чтоб мне пусто было, пчела сквозь штанину жалит меня прямо в задницу.

– Да что вы!

– Ей-богу, да так больно, зараза, жалит! Оклемался я маленько, и тут до меня дошло. Это знак от тети Иджи! Со мной все хорошо, говорит она, хватит распускать нюни. Плюхнулся я на ее могилку, да так расхохотался, аж повалился на траву. Смеюсь, не могу остановиться. Наверное, с добрых полчаса я вот так катался по траве и ржал. Если б кто меня увидел, подумал бы, я тронулся. Уверяю вас, это тетя Иджи, чертовка, такое вот со мною сотворила. Но знаете, что интересно: с того дня я перестал горевать по ней. Скучать скучал, но я знал, что с нею все в порядке. Я это к тому, что тетя Нинни вполне могла приложить руку к нашей встрече. Только между нами, Руфи очень нужен друг. Она тяжело переживает потерю мужа, да и я вот добавляю ей беспокойства. Хорошо бы вы подружились. Скоро мы разъедемся, но я очень надеюсь, что хоть изредка вы будете перезваниваться.

Еженедельник Уимс

(НОВОСТНОЙ БЮЛЛЕТЕНЬ ПОЛУСТАНКА, АЛАБАМА)

1947

МЕСТНАЯ ФУТБОЛЬНАЯ ЗВЕЗДА

Неделя отмечена прекрасной новостью. Мы ужасно гордимся нашим земляком Бадди Тредгудом, который привел школьную футбольную команду к чемпионству штата. Только что стало известно, что он удостоен звания «Квотербек года». Бадди отдает должное своей тете Иджи, уже в семь лет обучившей его футбольным премудростям. Говорят, на будущий год он поступит в техколледж.

О грустном. Прошло несколько месяцев, но боль утраты не стихает, весь Полустанок скорбит по Руфи Джемисон. Тяжело заходить в кафе, зная, что тебя не встретит ее прекрасная добрая улыбка. Иджи и Бадди всех благодарят за щедрые пожертвования. Общество откликнулось так широко, что появилась возможность в память о Руфи пристроить новое помещение для кошек и енотов. Старое им уже тесновато. Несомненно, Руфь была бы этому рада.

Дот Уимс

Полустанок, Алабама

1955

Когда умерла Руфь, Иджи пришлось собрать волю в кулак. Ради мальчика, которому она была нужна сильной. Иджи хотела продать кафе, но обстоятельства не позволили. Требовались деньги. Она твердо обещала Руфи: что бы ни было, сын ее непременно окончит колледж.

Бадди очень тяжело перенес смерть матери. В то время он учился в последнем классе школы. Следующей осенью Бадди уехал в колледж, где обзавелся новыми друзьями, и жизнь вроде бы наладилась. Но не для Иджи.

Каждый вечер после закрытия кафе она доставала из-под прилавка бутылку виски, садилась в машину и ночь напролет гоняла по темным проселочным дорогам. В стельку пьяная, Иджи мчалась со скоростью семьдесят-восемьдесят миль в час и во всю мочь горланила песни, подпевая надрывающемуся радио.

Скорость, шум и выпивка как будто ненадолго заглушали боль, но потом наступал рассвет, и она возвращалась домой, где ее ждал очередной день без Руфи. День, пропитанный ненавистью к Богу, ее забравшему.

Позже, когда Бадди уже окончил колледж и стоял на пороге взрослой жизни, она решила, что сдержала данное подруге обещание. Город умирал, старые приятели разъехались, да и вообще все потихоньку собирали вещи или к тому готовились. Тут как раз пришло письмо от старшей сестры Леоны, в котором она спрашивала, не продать ли им двухэтажный семейный дом Тредгудов, поскольку в нем уже никто не живет. И впрямь, не имелось ни одной причины, чтобы остаться, и масса, чтобы уехать. В кафе было слишком много воспоминаний. Да еще недавно всю ночь Иджи буйствовала в каталажке, куда ее поместили за превышение скорости и вождение в пьяном виде. Надо было уезжать, прежде чем она угробит себя или, хуже того, кого-нибудь другого. Старинный друг ее шериф Грейди позвонил во Флориду ее брату Джулиану и уведомил его, что все очень обеспокоены, ибо Иджи сама не своя.

– Надо что-то делать, и поскорее, – сказал он. – Я не уверен, что в следующий раз сумею ее вызволить, тем более если она опять зарядит в челюсть арестовавшему ее полицейскому.

Джулиан тотчас связался с сестрой и велел ей немедленно переселяться во Флориду. Иначе он приедет сам и увезет ее силой.

Через неделю Иджи подъехала к его дому. Она выбралась из машины, и Джулиан был поражен ее жутким видом: сестра страшно исхудала, от нее несло перегаром и табаком. Пока шла до дома, дважды упала. К утру она протрезвела, но, бледная как смерть, была вся в испарине и с трудом удерживала чашку с кофе в трясущихся руках.

– Опять звонил Грейди! – напустился на нее Джулиан. – В четыре утра тебя засекли в Гейт-Сити, когда ты ехала со скоростью девяносто пять миль в час! Ты понимаешь, что могла разбиться к чертовой матери?

– Плевать… жалко, что не разбилась…

– Господи, Иджи! Да, ты потеряла свою лучшую подругу, но ведешь себя как последняя дура и, в конечном счете, окажешься в тюрьме. О чем ты думаешь, черт бы тебя побрал?

Иджи долго молчала. Потом проговорила:

– Руфь была не просто лучшей подругой.

Джулиан слегка удивился, но лишь кивнул.

– Я понимаю, Иджи. Но, убив себя, ты ее не вернешь. Все мы теряем близких. Это жизнь. Я тебя люблю, но ты же не какая-то особенная. Ты обычный человек, потерявший того, кто был тебе дорог. Я твой брат, обо мне ты подумала? Я не хочу лишиться своей сестренки. Скажу больше: Руфи было бы стыдно за твое поведение. Понятно, ты тоскуешь по ней. Всем нам ее не хватает, но разве так нужно чтить ее память? Если тебе плевать на себя и меня, подумай хотя бы о Бадди. Кроме тебя, у него никого. Думаешь, он обрадуется пьяной бабке, явившейся на его свадьбу? Все, заканчивай с глупостями, слышишь?

Иджи его слышала. Брат попал в точку.