— Не надо оправдываться. Я знаю.

— Не знаешь! — Он с размаху стукнул себя кулаком по ладони. — Я мог попытаться научить ее заклинанию вызова. Если бы она умела… то не погибла бы.

— Ты не виноват.

— А если бы ты мог читать ее мысли, то узнал, что она задумала убить Фелицию и занять место Первой Старейшины… Мы оба виноваты в ее смерти.

Дарэл знал, что кадаверциан, действительно, так думает. Живет с постоянным сознанием своей вины и не ищет оправданий.

— Помнишь Витдикту? Эту воронку… Когда я проводил ритуал, то все время думал о том, что увижу среди этих мертвых голодных теней ее тень.

В глазах Дарэла отразилось тень боли, которую испытывал некромант, и Кристоф провел ладонями по лицу, словно умываясь, загоняя свою тоску поглубже от его сканэрского внимания…

Кадаверциан не стал продолжать этот мучительный для обоих разговор. Спустя десять минут Даханавар снова опустился в кресло, закрыл глаза и погрузился в прошлое Вивиана.

«А ведь я знаю, когда все началось, — думал колдун, глядя на спящего ученика. — Когда Флора впервые почувствовала недоверие к Первой Леди. Как жаль, что тогда я сразу этого не понял».

Когда мужчина делает именно то, чего ждет от него женщина, он не много выигрывает в ее глазах.

Всегда нужно совершать поступки, которых женщина не может ожидать, и говорить то, чего она не в силах понять.

Оскар Уайльд. Как важно быть серьезным.

Вена, 1889 год

— У меня есть для тебя небольшое поручение, — Вольфгер щипцами достал из камина уголек и прикурил от него папиросу. — Фелиция просила кого-нибудь из кадаверциан сопроводить одну из старейшин даханавар до Бухареста.

— Одна из старейшин, надо полагать, Флора. — Без труда расшифровал туманное заявление мэтра Кристоф. — А кто-нибудь из кадаверциан — я.

— Ты никогда не ездил на «Восточном экспрессе»? — усмехнулся тот сквозь облако ароматного дыма.

— Нет. И ты знаешь об этом.

— Значит, у тебя появилась прекрасная возможность расширить свой кругозор. — Вольфгер достал из кармана два билета и небрежно бросил их на журнальный столик. — Купе первого класса. Ты довезешь леди до места и проследишь, чтобы с ней ничего не случилось.

— Зачем Флоре понадобилось сопровождение?

Мэтр подошел к окну и захлопнул ставни — шум ночной Вены не смолкал ни на минуту. Потом опустился в кресло и поднял взгляд к потолку:

— Могу назвать тебе несколько причин. Первая — Фелиция пытается укрепить связи между нашими кланами. Вторая — Флора отправляется в Бухарест по делу, касающемуся человеческой политики. Мне бы хотелось, чтобы ее миссия прошла удачно, поскольку это будет выгодно для кадаверциан. И, наконец, третья — красивая женщина не хочет скучать в дороге одна. Какой из этих доводов устраивает тебя больше?

— Второй, — с улыбкой ответил Кристоф.

Вольфгер сделал неопределенный жест кистью, который можно было понять и как «ты безнадежен, друг мой» и как «восхищаюсь твоей прозорливостью».

Синие с золотом вагоны «Восточного экспресса» напоминали дорогие игрушки, только что вынутые из подарочной коробки. Такие же чистые и блестящие. В окнах золотился теплый свет, и мелькали человеческие силуэты.

Творение Жоржа Нагельмакерса и Джорджа Пульмана было готово отправиться в путь.

Элегантная публика неторопливо прогуливалась по перрону, садилась в роскошный поезд и покупала букетики душистых фиалок — цветов модных в этом сезоне — чтобы, спустя несколько минут, забыть их на скамейках. На мгновение Кристофу показалось, что запахи вокзала заглушают ароматы дорогих духов и сигар, плывущие в летнем воздухе. Слышались звуки вальса, которые постоянно преследовали кадаверциана уже несколько недель пребывания в Вене.

Флора появилась на вокзале за десять минут до отправления поезда в сопровождении носильщика, обливающегося потом под тяжестью багажа леди, и молодого человека в отлично сшитом дорожном костюме. Он смерил некроманта высокомерно-раздраженным взглядом ревнивого собственника, опасающегося, что вокруг полно желающих завладеть его женщиной. В этом была доля истины.

— Добрый вечер, господин Кристоф, — сказала Флора, пленительно улыбаясь и протягивая кадаверциану руку для поцелуя. — Познакомься, это герр Густав… Мой друг. Густав — Кристоф де Альбьер. Мой…

— …родственник, — сказал некромант с не менее приятной улыбкой.

— Очень дальний, — тут же поспешила пояснить Флора, послав колдуну убийственный взгляд.

— Не такой уж и дальний, — снова вмешался он, с трудом придерживаясь серьезного тона. — Двоюродный брат. По отцу.

Человек, несколько удивленный столь дотошным выяснением родственных отношений, слегка поклонился Кристофу, прикоснувшись к шляпе:

— Очень рад.

И повернулся к Флоре:

— Поторопись, иначе поезд отправится без нас, дорогая.

— Да, конечно, — пропела леди. — Будь добр, заплати носильщику.

Она поднялась в вагон и в сопровождении почтительного стюарда направилась в купе. Кристоф пошел следом.

— Что за чушь ты нес? — гневно спросила Флора, изящно повернув голову в его сторону. — Какой двоюродный брат?

— А ты рассчитывала всю дорогу наблюдать, как мы ревниво рычим друг на друга? К сожалению, такого удовольствия я тебе доставить не могу, — ответил кадаверциан и, не сдержавшись, наклонился к ее уху и прошептал, — дорогая.

Флора, насмешливо фыркнув, скрылась в купе.

Кристоф подождал, пока за леди закроется дверь, и вошел в свою гостиную. В этом роскошном помещении стены были отделаны панелями из красного дерева. Диван манил уютными кожаными объятьями, бронзовая лампа на изящном столике светилась под золотистым абажуром, рядом стояло блюдо с фруктами и бутылка шампанского. На полках, над шкафчиком с инкрустированными дверцами, выстроились книги в бордовых переплетах. К книжному стеллажу было придвинуто кресло с гнутыми ножками. Окно оказалось закрыто металлическим щитом и бархатными занавесками.

За зеркальной дверцей обнаружилась ванная комната, сверкающая золотом и хрусталем. Из соседнего купе послышался нежно-властный голос Флоры, в ответ звучали почтительные реплики стюарда и фразы ее человеческого друга.

— Эти цветы надо вынести. От их запаха у меня болит голова. Замените шторы. Они слишком мрачные.

— Мадам, все будет исполнено немедленно.

— И уберите вон те вульгарные флаконы с полки.

— Но дорогая, это же работа Рене Лалика.

— Мне безразлично, чья это работа. Они меня раздражают.

Улыбаясь, Кристоф вышел из ванной и плотно прикрыл за собой дверь.