— Потому-то я и решил тогда стать иезуитом, — отвечал Роже.

— Да, да, сударь, — подхватил барон, — да, теперь-то я хорошо знаю, что у вас в голове рождается множество мыслей, и одна хитроумнее другой. О, вы человек весьма находчивый, весьма предприимчивый. А потому мы и воспользуемся этими вашими качествами.

— Что вы хотите сказать, батюшка?

— Мы сообщим вам об этом в Ангилеме.

Шевалье так и не удалось ничего узнать о плане, главным исполнителем которого ему предстояло сделаться; отец и сын сели верхом на лошадей и направились в обратный путь в свой родной замок.

Нечего и говорить, что барон один пошел проститься с добрым священником, Роже не стал добиваться чести засвидетельствовать почтение этому славному человеку.

Вот уже в третий раз Роже возвращался в Ангилем после полного крушения своих планов; однако на этот раз он возвращался туда, питая некоторые виды на будущее. Хотя шевалье очень плохо разбирался в житейских делах, он отлично понял, что смерть виконта де Бузнуа может решительно изменить положение, несмотря на то что, по словам его отца, барона д'Ангилема, еще предстояла тяжба за наследство бывшего капитана фрегата.

По возвращении в замок надежды Роже еще больше укрепились, так как баронесса, ожидавшая мужа и сына у окна башни, откуда были видны окрестности, заметив их, спустилась вниз и вышла им навстречу с сияющим лицом. Роже направил лошадь прямо к ней, спрыгнул наземь и кинулся в объятия матери.

— Скажите, матушка, вы тоже уповаете на лучшее? — чуть слышно прошептал он. — Но только не обманывайте, только не обманывайте меня!

— Да дитя мое, да, мой мальчик, — отвечала баронесса, — успокойся, все будет хорошо.

И в самом деле, баронесса, как и ее супруг, в свою очередь отметила некую метаморфозу в поведении соседей. Когда рано утром виконтесса де Безри, сопровождавшая Констанс в Ангилем, обнаружила исчезновение дочери, она пришла в ярость. И вот в самый разгар взрыва ее материнского негодования прибыло письмо от метра Кокнара, извещавшее д'Ангилемов о смерти г-на де Бузнуа. И письмо это как по мановению волшебной палочки успокоило виконтессу: она как будто на время забыла о своем огорчении, чтобы разделить радость от неожиданного известия, только что полученного ее соседями. А когда посланец священника из Шапель-Сент-Ипполит, запыхавшись, появился в замке и сообщил, что беглецы находятся в доме кюре, почтенная дама ощутила почти сожаление, узнав, что из-за щепетильности славного пастыря молодые люди не стали мужем и женой. Еще не зная о том, что такое же сообщение было спешно направлено священником одновременно и барону, и ее мужу, виконтесса пожелала сама сообщить своему супругу о бегстве молодых людей, а заодно и о событии, которое превращало это бегство чуть ли не в счастливое стечение обстоятельств, поэтому она приказала заложить лошадь в свою карету, которую оставили у одного из арендаторов, чтобы Роже ненароком ее не увидел, и отправилась в Безри; однако, прощаясь с баронессой, она уронила несколько слов, недвусмысленно означавших, что визит барона д'Ангилема в Безри будет не только благосклонно встречен, но что при создавшихся обстоятельствах такой визит, по ее мнению, просто необходим.

Таким образом, в поведении как виконтессы, так и виконта можно было усмотреть благоприятные предзнаменования. Что же касается Констанс, то у шевалье были свои причины не сомневаться в том, чего именно следовало ожидать от нее.

На семейном совете с участием аббата Дюбюкуа, чьи обязанности мало-помалу превращались в синекуру, было решено, что барон на следующий день отправится с визитом в Безри и, смотря по обстоятельствам, заведет там речь о свадьбе или же промолчит; однако все присутствующие и даже осторожный аббат полагали, что барону непременно придется завести речь о свадьбе.

Великий день, прихода которого с таким нетерпением ожидал Роже, наконец наступил. Уже в шесть часов утра юноша был на ногах и разбудил отца. Однако барон всегда неукоснительно соблюдал правила приличия и не пожелал появиться в Безри раньше полудня. Поэтому Роже пришлось набраться терпения, что он и сделал, беседуя с матерью о Констанс.

В девять утра барон уехал верхом на Кристофе. Роже настойчиво упрашивал отца пробыть в Безри лишь столько времени, сколько потребуется, чтобы обсудить различные условия, связанные с будущей свадьбой. Барон обещал возвратиться в четыре часа пополудни.

Уже с двух часов Роже не мог найти себе места от нетерпения; в конце концов он закинул свой ягдташ за спину, взял ружье, отвязал Кастора, который, в отличие от Кристофа, уже больше года пребывал в постоянном покое, и направился по дороге в Безри. Пройдя около трети пути, шевалье заметил отца: тот ехал крупной рысью. Это уже было добрым предзнаменованием.

В два прыжка Роже очутился у самой шеи Кристофа.

Новости и в самом деле были хорошие: все устроилось если и не совсем так, как хотелось юноше, то, во всяком случае, так, как хотелось отцу.

Чувства Роже встретили молчаливое одобрение виконта и виконтессы; на следующий день всему семейству д'Ангилемов предстояло на правах добрых соседей отправиться с визитом в Безри; визит этот должен был иметь характер обычного посещения, никаких серьезных разговоров вести не собирались, ибо виконт, человек весьма осторожный, не хотел, чтобы раньше времени догадались о его новых намерениях; было решено, что на другой день или через два дня после этого визита шевалье уедет в Париж, где самолично станет следить за разбирательством тяжбы, от успешного исхода которой и будет зависеть окончательное согласие виконта на брак Роже и Констанс. Такой план заключал в себе двойное преимущество: ведение тяжбы поручали человеку, больше всех заинтересованному в ее скорейшем завершении, кроме того, это должно было удержать шевалье по меньшей мере на год вдали от Констанс, ибо в те времена даже самые короткие тяжбы тянулись подолгу. Констанс между тем предстояло возвратиться в монастырь и дожидаться там дня, когда ей исполнится шестнадцать лет, а Роже — девятнадцать. В ту эпоху молодые люди в провинции именно в таком возрасте обычно вступали в брак.

Для юноши в принятом решении были и хорошие и дурные стороны. Он предпочел бы сперва обвенчаться, а уж потом уехать: это казалось ему куда более правильным и гораздо более разумным, и потому барону лишь с величайшим трудом удалось втолковать сыну, что осуществить его желание никак невозможно, ибо женитьба Роже зависит от того, выиграют д'Ангилемы тяжбу или нет. Этот довод был столь ясен и столь убедителен, что шевалье пришлось смириться и отступить. Он скрепя сердце признал, что надо подчиниться неизбежности.

Уже неподалеку от Ангилема отец и сын увидели баронессу: она в сопровождении аббата в свою очередь направилась им навстречу. Барон снова изложил план, выработанный у виконта, и, к величайшему отчаянию Роже, план этот получил общее одобрение. Бедному юноше пришлось окончательно покориться. Было решено, что на следующий день все семейство д'Ангилемов отправится с визитом к Безри и, так как времени терять было нельзя, шевалье через три дня отбудет в Париж.