Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что ты чувствуешь?
— В том-то и дело — я не знаю.
Теперь у нее было доказательство того, что Ник не желает любить ее ребенка: Ник Андреас никогда не сомневался, он всегда знал, чего хочет.
Он и сейчас знает.
— Я боюсь причинить твоему малышу ту же боль, что Викки когда-то причинила тебе.
Мегги сделала еще два шага назад.
— А я нет, я не боюсь. И знаешь почему? Потому что я уверена — ты можешь полюбить моего ребенка сильнее, чем кто бы то ни было еще. А если ты беспокоишься, это не значит, что ты не можешь полюбить моего малыша, это значит, что ты просто... не хочешь. — С этими словами она развернулась и, подхватив сумку, выбежала с веранды.
— Нет, Мегги, подожди! Черт побери, Мегги! Ты же обещала, что мы можем говорить о чем угодно!
— Вот мы и поговорили! — вытирая слезы, застилавшие ей глаза, крикнула Мегги, захлопнув дверь джипа и нажимая на газ.
Дариус внимательно оглядел сидевшего перед ним брата:
— Значит, ты начинаешь работать в понедельник?
Ник устало опустил глаза на серебряную кружку с кофе, которую он держал в руке:
— Да, обучение Мегги окончено, она больше не нуждается во мне.
— Но ей скоро рожать. Думаю, ты нужен ей.
— До родов осталось еще шесть недель.
— И теперь ты здесь?
— Да. И готов перейти на полный рабочий день.
Дариус внимательно посмотрел на Ника и хотел было задать вопрос, но его остановил предупреждающий взгляд брата. Он сдался и пожал плечами:
— Что ж, как скажешь. Вот электронные письма от моих агентов из Лондона. Они наблюдают за компанией, которая хочет купить часть акций «Андреас холдинг». Они все-таки узнали, что есть еще один совладелец.
— И что ты хочешь, чтобы я сделал?
— Просто изучи эти письма. Если представители конкурирующей компании найдут секретаршу, которая раньше работала на отца, раньше нас, мы окажемся в состоянии войны.
С этими словами Дариус вышел из кабинета, а Ник остался сидеть за столом, безуспешно пытаясь вникнуть в расплывавшиеся перед глазами строчки и не думать о Мегги. С одной стороны, он понимал, почему Мегги так испугали его сомнения насчет того, сможет ли он полюбить ее ребенка. С другой стороны, Ник был безумно зол — чего эта женщина хочет от него? Он ведь просто человек. Он может сомневаться.
Ник устало закрыл руками лицо.
Он обидел ее. Черт, ему и самому безумно больно!
Но ведь он сделал все, что мог. Он звонил ей, а она бросала трубку. Может, именно поэтому он не попытался вернуть ее пятнадцать лет назад — она же такая упрямая! Ник не знал, как все исправить. Видит бог, он приложил все усилия, чтобы почувствовать к ребенку Мегги хоть что-то, кроме ревности. Почему Мегги не испытывает трудностей, вынашивая этого ребенка, в то время как их малыша она потеряла? Он не пытался никого обвинять, кроме разве что судьбы и природы. Господи, ну почему их ребенок умер?
Может, Мегги права, что не хочет видеть его? Может, стоит все забыть и жить дальше?
Господи, он должен просто думать о работе.
А лучше пойти домой, взять бутылку виски и напиться до беспамятства.
Потребовалось две недели, чтобы Мегги перестала засыпать в слезах. Ник больше не появлялся на фабрике, все дольше оставаясь в Нью-Йорке. Каждую пятницу он звонил Жаннет, которая сообщала ему, есть ли письма или телефонные звонки, требующие его личного ответа.
При этом он никогда не разговаривал с Мегги.
Она могла бы предположить, что Ник все еще злится, но она знала — он просто не хочет усугублять разговорами их общую боль. Он пытается преодолеть все это и жить дальше, а значит, он больше не придет к ней, не обнимет... Он верит, что не сможет полюбить ее ребенка, а значит, у их отношений нет и не может быть будущего.
Следующие три недели Мегги провела, пытаясь убедить себя в том, что Ник поступил правильно, оставив ее. Она уже не вздрагивала от каждого скрипа двери, не гипнотизировала ее, надеясь, что она откроется и войдет Ник. Она хотела стать сильной, готовой самостоятельно позаботиться о себе и своем ребенке.
Небо нависало над городом тяжелыми предгрозовыми тучами, вдалеке над океаном сверкали молнии, предвещая приближение шторма.
Войдя в дом, Мегги увидела отца, поправлявшего галстук перед зеркалом. Он обеспокоенно покосился на небо, затем — на округлый живот дочери:
— Я не думаю, что мне стоит сегодня куда-либо ехать. Похоже, надвигается сильный шторм.
— Со мной все будет в порядке, не переживай, пап, — заверила его Мегги. — Ты давно собирался встретиться с друзьями, не стоит откладывать это опять из-за меня. И знаешь, ты прав насчет шторма, так что возьми мою машину.
— С моим грузовиком все в порядке, — оскорбился Чарли.
— Конечно, если на минуту забыть о том, что это просто куча мусора.
— И ты останешься без машины. Ты ведь не умеешь водить грузовик.
— Как будто с этим, — она красноречивым жестом указала на свой живот, — я могу решить прокатиться, — фыркнула Мегги.
— Ну, наверное...
— Поезжай, — нетерпеливо повторила она.
Мегги чувствовала себя ужасно усталой и разбитой. Все, чего она хотела, — это остаться одной, принять душ, залезть с ногами в кресло с пледом и кружкой горячего какао, всласть наплакаться и забыть о том, что им с Ником не суждено быть вместе.
— Хорошо, я поеду, — кивнул Чарли, забирая у нее ключи. — Будь осторожна, — сказал он и вышел за дверь, где уже вовсю бушевала буря.
Зная, что у нее есть минут пятнадцать до начала настоящего шторма, Мегги с трудом поднялась на второй этаж, разделась и встала под душ. Ее спина и ноги, поддерживавшие вес подросшего ребенка, весь день ужасно болели, и она надеялась, что теплые струи унесут с собой боль.
Весь сегодняшний день она не думала о Нике, но сейчас, в тишине пустого дома, ее снова охватили воспоминания о днях, когда они были счастливы. Уход Джоша не шел с этим ни в какое сравнение, ведь Ник был любовью всей ее жизни. Она должна была предполагать это и не связываться вновь с мужчиной, который еще в возрасте шести лет умудрился украсть ее сердце.
По щекам Мегги текли слезы, которые она пыталась смыть, подставляя лицо под горячие струи, но они не кончались. Она не могла не злиться на себя. Все это уже случилось пятнадцать лет назад, и вот она снова сбегает от Ника. Она всегда знала, что они не пара. Он такой красивый, умный, уверенный в себе... идеальный! А она? Она далеко не идеальна.
Черт побери, сегодня она вообще больше похожа на дирижабль, чем на женщину.
Слезы с новой силой потекли по ее щекам. Мегги уже не пыталась их остановить. Сегодня вечером она оплачет свою судьбу, все несбывшиеся мечты, потерянную любовь. Она разобьется на тысячи осколков, но к утру соберет себя по кусочкам, склеит по-новому, спрятав всю боль в самом дальнем уголке души, и снова начнет улыбаться. Будет идти по жизни как самая удачливая и счастливая женщина в мире. А когда родится ее милый малыш, это станет правдой. У нее есть отец, который нуждается в ней, ребенок, которого она будет любить больше всех на свете, семья, в которой она не будет чувствовать себя чужой.