Биограф Марко Поло Генри Харт отмечает: «Чтобы приучить население брать эти деньги, хан Хубилай даже запретил пользоваться металлической монетой. На первых порах бумажные деньги частично гарантировались запасами металла. Но когда запасы иссякли, деньги выпускались уже безо всякой гарантии металлом»{289}.

То есть по сути переизбыток бумажных денег неизбежно привел к инфляции. Она началась примерно в 1287 году. А потом была «Вторая монгольская эмиссия», и она продолжила начатое обесценение бумажных денег. А третья эмиссия, сменившая вторую, еще больше изменила ситуацию в худшую сторону: лучшие семьи в империи обанкротились, а сама империя превратилась в арену междоусобных войн и беспорядков.

Итак, «китайцы были первым народом, который ввел в употребление банкноты»{290}. При этом Марко Поло был не первым путешественником Средневековья, описывавшим их. Например, Гийом де Рубрук, побывавший в Китае примерно на 25 лет раньше венецианцев Поло, писал: «Ходячей монетой в Катае служит бумажка из хлопка шириною и длиною в ладонь, на которой изображают линии, как на печати Мангу[36],{291}.

Кстати говоря, он же рассказывал о китайских иероглифах так: «Пишут они кисточкой, которой рисуют живописцы, и одно начертание содержит несколько букв, выражающих целое слово»{292}.

Удивительно, но рассказ Марко Поло о китайских бумажных деньгах был воспринят как одна из многих его сказок, а записки Гийома де Рубрука оказались на долгое время погребенными среди церковных отчетов. В результате никто не извлек для себя никаких уроков, и первые бумажные деньги на Западе появились лишь в 1660 году в Швеции, и «продержались» они тогда всего четыре года. Первые же устойчивые бумажные валюты сформировались на Западе только в конце XVII века.

Не менее интересен и рассказ Марко Поло о женщинах Востока. На его взгляд, женщины брачного возраста там были неполноценны из-за осквернения «абсурдным и отвратительным насилием», противным всем законам природы. В его книге сказано: «Сказать по правде, никто здесь ни за что в свете не женится на девственнице; девка, говорят они, коли не жила со многими мужчинами, ничего не стоит; поэтому-то и женятся они вот так: придут сюда, скажу вам, иноземцы и раскинут палатки для побывки; тотчас же старухи из деревень и замков приводят к ним дочерей, по двадцати, по сорока, и меньше, и больше, и отдают их странникам на волю, чтобы те жили с девками; а странники девок берут и живут с ними в свое удовольствие; держат при себе, пока там живут, но уводить с собою не смеют; а когда путешественник, пожив с девкой в свое удовольствие, захочет уходить, должен он ей подарить что-нибудь, какую-нибудь вещицу, чтобы девка могла, когда замуж выйдет, удостоверить, что был у нее любовник. Каждая девка так-то почитает нужным носить на шее более двадцати разных подарков: много, значит, у нее было любовников, со многими она жила, и чем больше у девки подарков, чем больше она может указать любовников, с которыми жила, тем милее она и тем охотнее на ней женятся: она, дескать, красивее других»{293}.

Самого Марко Поло явно раздражал подобный коммерческий подход к браку, но это не помешало ему во всех подробностях описать эту странную для европейца процедуру С другой стороны, Марко Поло, говоря о восточных нравах, констатирует: «Раз женились, жену любят крепко, и чужую жену трогать почитается за большой грех, и того греха остерегаются»{294}.

Наверняка Марко Поло не был пуританином, но многие азиатские сексуальные обычаи оскорбляли его сентиментальность. А вот сами женщины Востока ему явно нравились. Особенно китайские девушки. Описывая их, он говорит: «Девушки в Катае не имеют равных себе в отношении добродетели и скромности. Они не предаются шумным и неприличным развлечениям; они не танцуют; они никому не докучают; девушка никогда не стоит у окна, чтобы разглядывать лица прохожих или выставлять напоказ свое собственное лицо. Они не прислушиваются привычным ухом к непристойным речам и не посещают празднеств или мест увеселений. Если случается, что они выходят из дому для какой-нибудь приличной прогулки, например, для посещения храмов своих идолов или каких-нибудь родственников и близких людей, то они идут в сопровождении матерей, не глядят бесстыдно людям в лицо и носят особые изящные шляпы, мешающие им смотреть вверх. Поэтому во время прогулки их взоры всегда обращены вниз. В присутствии старших они в высшей степени скромны, никогда не скажут лишнего слова, вообще не скажут ни слова иначе как в ответ на поставленный им вопрос. Они сидят в своей комнате, занимаясь своей работой, редко встречаются с отцом и с братьями или с кем-либо из старших в доме. И они не прислушиваются к словам своих поклонников»{295}.

А вот говоря о женщинах Кинсаи (Ханчжоу), Марко Поло отмечает, что они гораздо смелее и чувственнее, чем их западные сестры. Да и вообще, по западным меркам, культура в этом городе была более экстравагантной и сексуальные правила там ставили во главу угла прежде всего удовольствие женщины.

Более того, в Кинсаи (Ханчжоу) имелись специальные сексуальные игрушки, практиковавшиеся для помощи женщинам в достижении оргазма. А еще здесь было много специальных женщин для увеселения. О них в книге Марко Поло написано так: «На озере есть лодки и барки в большом числе, большие и малые для увеселительных поездок; на них могут поместиться десять, пятнадцать, двадцать и больше человек, потому что их длина от пятнадцати до двадцати шагов, а дно широко и плоско, так что они плывут, не наклоняясь ни на ту, ни на другую сторону. Каждый, кто хочет совершить увеселительную поездку с женщинами или с товарищами, нанимает одну из тех барок, которые постоянно содержатся готовыми. <…>

На озере всегда есть несколько барок с людьми, совершающими увеселительную поездку, так как жители города ни к чему так не стремятся, как, покончив со своими делами или торговлей, употребить часть дня на подобные удовольствия, или с женщинами своего круга, или с публичными женщинами»{296}.

Тут же, пожалуй, следует отметить, что Марко Поло оставил нам удивительные сведения об интимной жизни самого Хубилай-хана. Дело в том, что высокое положение позволило венецианцу познакомиться с семьей правителя, и он рассказал нам о том, что у Хубилая было четыре законные жены.

В своей «Истории монгалов» Джованни дель Пла-но Карпини утверждал, что жен там «каждый имеет столько, сколько может содержать: иной сто, иной пятьдесят, иной десять»{297}. Конечно, это не значит, что Хубилай-хан был человеком небогатым. Да, у него было лишь четыре законные жены. Но, помимо них, у него было и множество жен незаконных, называемых наложницами. И каждый раз он сам выбирал, с кем ему спать.