— Знаешь, чего я не хочу? Если из этой истории выплывет что-то ценное, я не хочу, чтобы ты расхаживал с видом мученика. С таким, знаешь, видом, словно крутой парень великодушно пожертвовал собой в пользу начинающей журналисточки.

— Я и не собираюсь так делать, Коттен. Слушай, я же тебе говорю, на мне слишком много висит, а ты и так уже в это ввязалась. Но если ты будешь по-дурацки упрямиться, попрошу Теда отдать это кому-нибудь другому.

Коттен скрестила руки.

— Точно нет ничего личного? Торнтон взъерошил себе волосы.

— Господи, ну почему ты все время что-то додумываешь? Иногда нужно просто запрыгнуть в седло и наслаждаться скоростью. Ради бога, я что, не могу сделать для тебя что-то хорошее и не получить за это по яйцам? — Он придвинулся ближе. — Ничего личного, вот те крест. Так ты хочешь этим заняться или нет?

— Хочу, — сказала она, изо всех сил пытаясь поверить ему.

Коттен сидела дома и смотрела вечерние новости. Торнтон был, как всегда, на высоте, рассказывал о последних событиях на Ближнем Востоке, о том, как разные страны стягивают туда силы. Нужно позвонить Гасу и рассказать, что теперь она — ведущий корреспондент, расследующий дело Уингейта. Она потянулась к телефону, и тут вдруг он сам зазвонил.

— Алло.

— Коттен, это Джон. Я только что вернулся из Рима. Она уселась в углу дивана и подтянула к себе подушку.

— Очень рада тебя слышать. Как долетел?

— Привыкаю к разнице во времени.

Сейчас ей совсем не хотелось вести светскую беседу. Она чуть не сказала, что соскучилась, но передумала.

— Обычно это занимает два-три дня.

— Коттен… — Да?

— Я подумал, может, мы как-нибудь пересечемся, обменяемся новостями?

— С удовольствием. Расскажу тебе кое-что интересное. — Она закрыла глаза и будто бы вновь оказалась в Маленькой Гаване, и старуха опять шептала ей на ухо.

— Правда? А что?

— Я лучше не буду по телефону. Как жаль, что его нет рядом.

— У тебя все нормально?

— Джон, конечно, Чаша за тысячи миль от меня, она ушла из моей жизни, но несколько дней назад кое-что случилось… и я до сих пор не пришла в себя.

— Может, пообедаем завтра? Я мог бы приехать в город и увидеться с тобой.

— Давай. Хотя, подожди. — Она задумалась. — Не могу. У меня деловой обед с директором службы новостей.

Пауза.

— Ну что ж, как только сможешь…

— Да, сразу же.

— Тогда… всего хорошего.

— И тебе тоже.

Коттен уже собралась повесить трубку, но помедлила и зажмурилась, надеясь, что он еще на проводе. — Ты еще тут? — спросила она.

Да.

— А может, сегодня вечером? Это, конечно, так неожиданно, но…

— Сегодня — просто замечательно. На поезде я доберусь часа За два.

Оба помолчали. Коттен откинулась на спинку дивана и уставилась в потолок.

— Куда хочешь пойти? — спросил он.

— Неважно. Выбирай.

— Говори свой адрес. Она продиктовала.

— Скоро буду, — пообещал он и положил трубку.

Коттен вытянулась на диване и закрыла лицо подушкой. Кажется, она влюбляется в священника. Кошмар.

— Может, сначала зайдешь, выпьешь? — спросила Коттен. — Священники вообще пьют?

— Очень смешно, — улыбнулся Джон, входя в квартиру.

— Ведь это не будет как на свидании, правда? Ну, если мы выпьем, прежде чем идти ужинать…

— Я с удовольствием выпью, — заявил Джон, снимая пальто.

Коттен пошла на кухню.

Садись, отдыхай, а я тебе расскажу, что тут есть- Она полезла в шкафчик, извлекла бутылку лимонада «Майке Хард», полбутылки рома «Капитан Морган» и квадратную бутыль виски «Баллантайнз», по очереди объявляя названия и выставляя их на стол. — Что будешь?

— Виски, пожалуйста, с водой и льдом.

— Мой отецлюбил скотч по праздникам. — Она налила виски в тяжелый стакан и разбавила водой. — Обычно он пил просто пиво, но по особым случаям доставал скотч.

Себе Коттен налила «Абсолют» со льдом.

— Держи, — она протянула ему напиток.

Сев на стул рядом с диваном, наклонилась к кофейному столику и подтолкнула к Джону поднос. Приятно видеть его в обычной одежде — бежевая рубашка, кремовый шелковый галстук с темным геометрическим орнаментом. Коричневая спортивная куртка прекрасно сочеталась с брюками. Он словно появился в ее квартире прямиком с обложки «Джи-Кью».

Джон отпил виски.

— Выглядишь прекрасно.

— Я то же самое подумала о тебе. Ты и в Риме хорошо смотрелся.

— Я заказал столик в «Зеленой таверне».

— Отлично. Каждый за себя, ладно?

— Нет-нет. В другой раз. Сегодня я тебя веду на ужин.

— Тогда в следующий раз я приглашаю.

— Посмотрим, — он выпил еще. — Ты сказала по телефону, что до сих пор беспокоишься из-за Грааля. Почему?

Коттен поднесла стакан к губам. Ей нравилось пить ледяную водку, чувствовать, как жидкость теплеет и мягко льется в горло.

— Я была в Майами, отдыхала и работала. Однажды пошла с подругой на кубинский фестиваль. Это длинная история, но в результате я оказалась одна на странном религиозном обряде — какой-то ритуал, что-то вроде ву-ду или Сантерии. Я хотела уйти, но старуха, жрица, которая вела церемонию, сказала мне те же слова, что говорил Арчер в гробнице в Ираке.

От одних только воспоминаний волосы становились дыбом.

Он откинулся назад, словно задумавшись.

— Это очень странно.

— Откуда они… что это значит? Джон покачал головой.

— Честно говоря, не знаю. Разве что удивительное совпадение… а иначе это какая-то бессмыслица. — Он потянул себя за ухо.

— Все началось, когда Арчер передал мне Грааль и сказал, что лишь я могу остановить рассвет, а теперь какая-то идиотская колдунья повторяет те же слова. — Она сделала большой глоток шведской водки.

— По крайней мере Чаша уже не у тебя, а на другом конце света. Это должно хоть немного успокаивать.

Отвечая, Коттен стянула волосы в тугой хвост:

— Должно… только не успокаивает. Мне почему-то кажется, что ничего не закончилось. И я даже не знаю, что именно.

— Вполне естественно, что ты переживаешь. Можно подумать, это некое послание, но я совершенно не понимаю, какое.

Она попыталась улыбнуться:

— Ты хотя бы не стал спрашивать, уверена ли я, что правильно поняла слова этой женщины. Да, я в тот вечер выпила, но все прекрасно расслышала. Там, конечно, было шумно, но я их не придумала, не вообразила. Ты мне веришь?