Я тут же вмешался и любезно предложил порыться в моих карманах. Мужчины последовали этому совету и извлекли на свет божий кипу удостоверений, среди которых была и карточка медсестры Рут Якоби. Женщина подтвердила, что на фотографии действительно изображена её знакомая. Кроме того, мужчины опознали одного из спутников Рут Якоби, который тогда же, полтора месяца назад, был отправлен «на секретное задание», и ещё четверых, загадочно исчезнувших в прошлом месяце.

Наконец-то мне поверили. И, разумеется, меня отпустили. Ни о какой инъекции речи уже не было. Я принялся было излагать им свой план, который заключался в следующем: пусть двое скрутят мне руки и ведут к Александру, а третий идёт следом, пряча за нашими спинами обрез, который я смастерил из лазерного ружья и предусмотрительно положил вон там, в траве, возле той могилы…

Тут нервы одного из мужчин не выдержали. Он бросился к указанному мной месту, нашёл обрез, схватил его и, одарив нас свирепой ухмылкой героя боевиков, бесшумно скрылся за углом дома. Второй мужчина и женщина, обменявшись взглядами, быстро спустились по склону к самому озеру, пробежали вдоль его берега метров тридцать, потом снова взобрались наверх и скрылись в зарослях леса. Судя по их скорости, проворству и умению мгновенно оценивать ситуацию, они были хорошо вышколенными бойцами, однако я знал, что никакая выучка их не спасёт. Они не представляли, с кем имеют дело.

А две или три минуты спустя из-за того же угла дома вышел Александр. В руке он небрежно поигрывал пистолетом. Я понял, что наш самозванный Рембо уже упокоился с миром. Чего и следовало ожидать.

— Ну что, гадёныш? — презрительно произнёс Александр. — Всё никак не угомонишься? Нарываешься на очередной урок хороших манер?

И исчез.

А через четверть часа вернулся с трупами обоих беглецов. Бросил их у крыльца и сказал:

— Если ты думаешь, что это урок, то ошибаешься. Это лишь маленькое вступление. Настоящий урок будет через год. Впрочем, я ещё не прощаюсь.

И вновь исчез. На сей раз вместе с кораблём.

А через восемь дней вернулся с новой командой смертников. Я сам закатал рукав и подставил руку, чтобы они сделали мне укол. Но это нисколько не подействовало на Александра. Он убил их, а затем снова напомнил мне, что это ещё не урок. Настоящий урок ждёт меня впереди. Через год.

* * *

Шестой год был самым гнусным из всех проведённых мной в этом гнусном мире. Я всё гадал, что же теперь придумает Александр мне в назидание. В моём воображении возникали жуткие картины, но я боялся, что действительность превзойдёт самые худшие ожидания. Ведь извращённость Александра не знала границ…

Однако год истёк, а Александр не объявлялся. Не было его и по прошествии месяца, двух месяцев, трёх, четырёх… Во мне затеплилась робкая надежда, а когда миновало полгода сверх установленного срока, я по-настоящему воспрянул духом. Видно, случилось нечто экстраординарное, раз Александр, прежде демонстрировавший завидную пунктуальность, не явился дать мне очередную дозу своего дьявольского зелья. Похоже, он всё-таки нарвался на Кевина с компанией! И небось, когда предпринял попытку похитить свою дочь. Молодчина, Кевин! Ты мне не нравишься, но я тебя люблю.

Интересно, погиб Александр или только пленён? — гадал я. Лучше бы его убили, так надёжнее. Хотя, конечно, пленного можно допросить и вытянуть из него полезную информацию — например, обо мне. Но я предпочёл бы его смерть. Пленным порой удаётся бежать из темницы, а мёртвые не встают из могилы.

Правда, частенько по ночам я просыпался в холодном поту. Мне снились кошмары, в которых Александр заявлялся ко мне и, мерзко ухмыляясь, говорил: «Вот-вот, гадёныш! Это и есть мой обещанный урок. К тебе вернулась надежда, а тут пришёл я — и отнял её…»

Но закончился седьмой год, а Александра всё не было. Нет, он не мог так рисковать ради какого-то урока. Если верить его словам, то два года — гарантийный срок действия препарата. Разумеется, он мог обмануть меня, с него станется, и, тем не менее, на седьмую годовщину я устроил грандиозный пир, нализался до чёртиков, а утром проснулся с раскалывающейся головой и тяжёлым, будто набитым камнями, желудком. И всё равно я был счастлив. Такая мелочь, как жестокое похмелье, не могла омрачить моей радости.

А на пятом месяце восьмого года у меня начал пробуждаться Дар. Первым его проявлением был слабый телекинез. Как-то раз, за послеобеденным десертом я уронил пирожное, но успел подхватить его прежде, чем оно упало мне на колени. И тогда мне почудилось, что на мгновение оно зависло в воздухе.

Я принялся экспериментировать и убедился, что в самом деле могу усилием воли передвигать на небольшие расстояния лёгкие предметы. Правда, уже через десять минут у меня зверски разболелась голова, и я вынужден был прекратить свои опыты. Но я всё равно был на седьмом небе от счастья — мой Дар возвращался к жизни. В тот день я снова напился в стельку.

Постепенно я обретал и некоторые другие утраченные способности, хоть и в очень ослабленной форме. Я мог слегка обострять своё зрение (но лишь на пару минут), чувствовал близость живых существ (зверей в лесу, когда выходил на охоту), заставлял загораться легко воспламеняемые материалы… Словом, восьмой год был для меня полон приятных сюрпризов.

Зато девятый год стал годом разочарований.

Я застопорился на примитивных приёмах из арсенала фокусника-недоучки. Дальше дело не шло, ничего более серьёзного у меня не получалось. Да и эти дешёвые штучки давались мне потом и кровью, вызывая головную боль, общую слабость, сонливость, иногда даже — тошноту и рвоту. А порой, сверх меры переусердствовав, я терял сознание. И со временем ситуация нисколько не менялась к лучшему.

Способность видеть Формирующие я обрёл ещё на десятом месяце восьмого года, но был достаточно благоразумен, чтобы не бросаться с головой в омут. Если от одного лишь взгляда на Формирующие у меня раскалывалась голова, то ни о каком контакте с ними и речи быть не могло. Пять лет, проведённых во власти маньяка-садиста, научили меня быть терпеливым.

Однако любому человеческому терпению рано или поздно приходит конец. Моего хватило ровно на год. На исходе девятого года я не выдержал и в отчаянии ухватился за ближайшую Формирующую…

Лучше бы я ухватился за оголённый провод высоковольтной линии. Меня так долбануло, что я до сих пор удивляюсь, как мне удалось выжить. Я провалялся в полной отключке не менее полусуток, да и потом целую неделю почти не вставал с постели. А когда немного оклемался и стал здраво соображать, то понял наконец, что со мной приключилось. Удивительно, что эта мысль не приходила мне в голову раньше!

Меня поразил редкий недуг, известный, как анемия сакри, а в просторечии именуемый повреждением Дара. Эта болезнь не была смертельной и не была неизлечимой, вот только беда в том, что единственным средством её лечения было время. Повреждённый Дар восстанавливался сам по себе в течение пяти — десяти лет, а в особо тяжёлых случаях требовалось лет пятнадцать, а то и двадцать. Механизм повреждения Дара оставался загадкой для колдунов (оно, с одной стороны, и хорошо — иначе бы многие принялись штамповать соответствующие заклятия). В большинстве случаев этот недуг был результатом необдуманных и чересчур интенсивных манипуляций силами, но иногда поражал и без всяких видимых причин. Впрочем, со мной всё было предельно ясно: мой Дар повредила та гадость, которую Александр на протяжении пяти лет регулярно вкалывал мне. И я боялся, что у меня случай из разряда особо тяжёлых. Похоже, моего полного излечения придётся ждать все двадцать лет. А может, и двадцать пять.