– А вы пропустите, тогда и ругать себя не надо будет, – весело посоветовал Багров, которому доставляло удовольствие поддразнивать ее.

– Ага, щазззз! – окрысилась она. – Чтоб меня на работе вздрючили? Ну вот ваш парк! И где тут машину бро…

Неожиданно по капоту точно кувалдой шарахнуло – джип подпрыгнул козлом, зажевав что-то колесами. Вскрикнув, Брунгильда ударила по тормозам. Ирку швырнуло грудью на спинку переднего кресла. Сидевший впереди Багров едва не вышиб головой лобовое стекло, потому что, разумеется, и не подумал пристегнуться.

– Ой, я старушку сбила! Ну куда она перлась? Откуда вообще взялась?

Брунгильда завизжала, раскачиваясь за рулем. Потом замолчала на несколько секунд, втянула воздух и снова завизжала.

– Какая бабка? – крикнула Ирка, дождавшись очередного дыхательного промежутка в визге.

– Откуда я знаю! Бабка! Просто бабка!

– Как она выглядела?

Брунгильда наконец выскочила на дорогу и заплясала на месте, боясь заглянуть под машину и отдергивая себя руками за одежду.

– Какая разница? Маленькая такая!.. Может, еще дышит? Ой, я боюсь смотреть! Ты посмотри! – И с недетской силой она начала толкать вперед Ирку, не забывая при этом отворачиваться.

Ирка пугливо обошла джип. Со стороны багажника на дороге лежала Аида Плаховна Мамзелькина и, приподняв черепушку, тянула из фляжки какое-то пахучее дрянцо, заставлявшее ее носик последовательно перебирать все цвета радуги. Прямо поперек ее груди остался пыльный след от колеса.

– Вы живы? – издали наклоняясь, спросила Ирка. Осознавала тупость вопроса, но все равно спросила.

– Да хто ж меня возьметь? – удивилась та. – Помоги-ка мне, девонька, встать!.. Охоханьки! И ездиют, и ездиют, гоняють как оглашенные, никакой совести нету! По людя́м как по асфальту!

Ирка помогла.

– Отряхни меня!

Она отряхнула ей спину, стараясь не касаться опавшего рюкзачка.

– Вы же специально под машину бросились! – не выдержала девушка.

Мамзелькина изобразила такое крайнее негодование, что сама не выдержала его накала и хихикнула. Звякнула пробкой на цепочке, отхлебнула из фляжки.

– А я ведь, голуба, по делу к тебе! Тут слухи ходят, ты копья всем желающим раздаешь?

– Откуда вы знаете? – быстро спросила Ирка. – А, ну да! Следили? Подслушивали?

Когда это было выгодно, Плаховна сразу глохла.

– Ась? Хтось кудыть пошел? Громче балабонь, девка, а то я ни хмыря не слышу!..

– Не притворяйтесь! Зачем оно вам?

Старуха вытянула руки, с удовольствием вслушиваясь в треск костяшек.

– А это уж не твоего ума, голубица! Может, валькирией хочу стать? – быстро ответила она.

– А не много ли хотите?

Мамзелькина скромно потрогала пуговку на воротнике.

– Вредно не много, а нагло хотеть! Хотя к мраку это никоим боком и не относится.

Она открутила пробку и, позволив ей повиснуть на цепочке, присосалась к фляжке. Закрутила, промокнула краем платка губы и тут только, спохватившись, что спирт не вода и требует особой мимики, брезгливо поморщилась.

– Вот что, милая! Пошутковали, и будя, – сказала она сухо и решительно. – Ты копье отдай! А тетенька твоя без него как-нибудь перебьется!

– Нет! – торопливо и испуганно сказала Ирка.

– Я, березка моя недорубленная, редко прошу! Но если прошу, отказов не принимаю! – предупредила Аидушка. – Не отдашь – Багрову твоему и поплохеть может! Оно конечно, сердчишко я ему надежное подарила, да только чего в жизни не бывает? Сейчас тикает, а через пять минут остановилось!

– Ничего вы ему не сделаете! Свет все решает! У вас прав нет! – с горячностью крикнула Ирка.

– Ты, милочка, насчет этого не сумлевайся! Правов забрать его у меня до ушей и залейся! Сердце я давала? Я! Вот и заберу свое!

Ирка задохнулась, хотела вспылить, но Мамзелькина нетерпеливо шевельнула высохшими пальчиками, и против воли ноги отнесли Ирку к машине.

Багров сидел на прежнем месте, держась ладонью за грудь. Крупные капли пота на его лице дрожали. Он вытирал их, стряхивал руку, а они вновь выступали.

– Сам не пойму, что со мной! Выдохнул, а вдохнуть-то и не могу! Сейчас уже полегче! – сказал он, виновато оглянулся на Ирку и внезапно снова стал задыхаться. Она увидела, как синеет его лицо, как пальцы царапают грудь, как рот судорожно пытается зачерпнуть воздух.

Она рванула к Матвею, но ноги заупрямились и отнесли ее к Мамзелькиной. Ирка бросилась к ней, вцепилась в плечи. Старушка оказалась легкой, почти тряпичной. Должно быть, столько весят иссохшие, утратившие влагу мощи.

– Пустите меня к нему! Да пустите же! – крикнула она.

Мамзелькина посмотрела на нее пустыми глазами.

– Да или нет? Отдаешь копье?

– Да-да-да!

– Вот и умница! И поспеши! А то помрет ить! – Аидушка сострадательно шмыгнула носиком.

Ирка заметалась. Вспомнила о руне, дернула рукав.

– Вот это… надо на земле… где земля?

– Сюда, голуба! Не гомонись, успеем!

Мамзелькина подтолкнула ее к вытоптанной клумбе за киосками. В руку девушке сам собой прыгнул ржавый гвоздь. Ни о чем не думая, вся во власти страха за Матвея, она начертила руну, торопливо срисовав ее с запястья. Старуха следила за ней голодными глазами, изредка поглядывая на свою косу, которая корчилась под брезентом, как живая змея.

Ирка чертила. Руна, возникавшая на вытоптанной, с белыми кляксами голубиного помета земле, наполнялась расплавленным серебром. Ей и прежде случалось иметь дело с рунами, однако эта была особенной. Обычно они начинали сиять, только будучи полностью завершенными. Бывшая валькирия царапала сухую землю гвоздем, безошибочно ощущая, как в пространстве где-то близко материализуется копье Таамаг.

Только когда все было закончено, она выпрямилась. Копье, щит и шлем висели в воздухе на расстоянии вытянутой руки от Мамзелькиной. Почему-то Аидушка не спешила их хватать. Шипела и козырьком закрывала глаза, защищаясь от яркого света. Казалось, она хочет, но не может коснуться копья Таамаг. По ее косе пробегали волны – она выпрямлялась и, утрачивая пугающий горб, становилась похожа на копье валькирии, закутанное, правда, все в тот же линялый брезент.

«А что, если и оно когда-то… нет, чушь какая!» – подумала Ирка, и не развившаяся мысль была мгновенно вытеснена беспокойством о Багрове.

– Готово! Забирайте!..

– Рано. Перекладину еще одну… здесь… – сипло распорядилась Мамзелькина.

Старуха стояла на коленях и, склонившись над руной, дрожащим пальцем чертила в воздухе, подсказывая Ирке.