Это означает, что детей приходится оставлять у порогов, у входов в приюты, в церквях и прочих местах, где их найдут и позаботятся о них, поскольку в юные годы разница между моей расой и расой людей совсем незначительна. Читая, я вспомнил выдуманные истории, которыми когда-то увлекался, истории о вампирах, феях и прочих созданиях, которые оставляли своих детей на воспитание людям, а сами крали человеческих детей, чтобы вырастить их себе подобными.

Так значит, вот каков был мой удел? Неужели мне предстояло стать вампиром? Я стал читать дальше.

Я узнал, что люди моей расы могут покидать нашу родную землю лишь дважды в жизни: один раз в юности, когда, как я уже объяснил, их привозят сюда по необходимости, чтобы оставить до тех пор, пока они не достигнут двадцати одного года, и еще один раз потом, когда изменения в их облике позволяют им существовать во внешних условиях. Когда я родился, мои родители как раз достигли этой стадии своего развития. Но привязанность моей матери ко мне заставила их бросить свои обязанности в их собственном краю и лично привезти меня в Англию, где, нарушив закон, они остались со мной. Отец прихватил с собой сокровища, которые должны были обеспечить им с матерью безбедную жизнь до того времени, когда они оказались бы вынуждены оставить меня — Поры Второго Изменения — когда оставаться со мной и дальше означало для них оповестить человечество о нашем существовании.

В конце концов это время пришло, и они замаскировали свой уход обратно в нашу тайную страну, взорвав наш лондонский дом, позволив властям и мне, хотя это не могло не разбить сердце моей матери, поверить в то, что они погибли во время немецкой бомбежки.

А как еще они могли поступить? Они не осмелились сообщить мне, кто я такой на самом деле. Кто знает, какой эффект могло бы оказать на меня такое открытие, когда мое отличие от людей только начало проявляться?

Им оставалось лишь надеяться, что я сам открою этот секрет, или, по крайней мере, большую его часть. Что я и сделал! Но чтобы подстраховаться, мой отец оставил для меня это письмо...

В письме также говорилось о том, что далеко не многие подкидыши находят обратный путь в нашу землю. Одни становятся жертвами несчастных случаев, другие сходят с ума. Тут я вспомнил, что где-то что-то читал о двух заключенных в оукдинском санатории под Глазго, безумие которых столь ужасно, а облик настолько нечеловеческий, что никому даже не позволяют их видеть. Даже сиделки не могут вынести длительного пребывания с ними.

Третьи становятся отшельниками в диких и недоступных местах, а четвертых, что хуже всего, ожидают такие ужасные бедствия, что я задрожал, прочитав о них! Но все же были те немногие, которым удавалось вернуться. Счастливчики, они возвращались, чтобы заявить свои права. Некоторых из них приводили обратно взрослые члены расы во время своих вторых визитов, другие делали это инстинктивно или по счастливому стечению обстоятельств.

И все же, сколь бы пугающим ни оказался этот план существования, письмо объясняло его логику. Моя родина не могла прокормить множество моих сородичей. Опасности умопомешательства, вызванного необъяснимыми физическими изменениями, несчастные случаи и разнообразные бедствия, о которых я упомянул, действовали как система отбора, посредством которого лишь самые крепкие телом и духом возвращались в страну своих предков.

Едва я закончил читать письмо во второй раз, прервав чтение ради поспешного составления документа, как почувствовал, как напрягается и твердеет все мое тело! Рукопись моего отца пришла вовремя. Я долго тревожился по поводу своих усиливающихся отличий. Перепонки у меня на руках доходят сейчас почти до первых суставов, а кожа невероятно толстая, грубая и чешуйчатая. Короткий хвост, торчащий из основания моего позвоночника, теперь стал не столько странным отклонением, сколько дополнением — дополнительной частью тела, которая в свете того, что я теперь знаю, вовсе не отклонение, а самая естественная вещь на свете! Да и отсутствие волос теперь перестало меня смущать. Да, я отличаюсь от людей, но разве так и не должно быть? Ибо я не человек!

Ах, что за счастливый поворот судьбы заставил меня взять ту газету в Каире! Если бы я не увидел ту фотографию и не прочитал статью, я мог бы не вернуться на торфяники так скоро... Меня пробила дрожь при одной мысли о том, что могло бы тогда статься со мной. Что бы я предпринял после того, как Первое Изменение настигло меня? Поспешил бы, замаскированный и закутанный в одежды, в какую-нибудь далекую страну, чтобы вести там жизнь затворника? Возможно, я вернулся бы в Иб или безымянный город, живя в одиночестве на развалинах до тех пор, пока мой облик снова не позволил бы мне находиться среди людей? А что потом, после Второго Изменения?

Возможно, столь необъяснимые изменения в собственной личности свели бы меня с ума. Кто знает, не стало ли бы в оукдинском санатории одним пациентом больше? С другой стороны, моя судьба могла оказаться гораздо хуже, ибо я мог бы утонуть в бездонной пучине, присоединиться к тем, что живут в глубине, поклоняются Дагону и великому Ктулху, как случилось со многими до меня.

Но нет! Благодаря везению, познаниям, приобретенным мной в далеких путешествиях, и помощи, которую оказало мне письмо моего отца, меня обошли стороной все те ужасы, которые испытали на себе другие мои сородичи. Я вернусь в город-двойник Иба, в Лх-йиб, в страну под йоркширскими торфяниками, в ту страну, откуда приплыла ко мне зеленая статуэтка, вернувшаяся к этим берегам, статуэтка, представляющая собой точную копию той, что я вытащил из озера над Сарнатом. Я вернусь, чтобы принять поклонение тех, чьи предки погибли в Ибе на копьях людей из Сарната, тех, кто был столь точно описан в «Кирпичных Цилиндрах Кадаферона», тех, чьи безгласные песнопения слышит одна лишь бездна. Я вернусь в Лх-йиб!..

Я слышал голос моей матери, звавшей меня, как она, бывало, звала, когда я был ребенком и бродил по тем самым торфяникам:

— Бо! Маленький Бо! Где ты?

Бо — называла она меня и только смеялась в ответ на мои вопросы, почему она так меня зовет. Но почему бы и нет? Разве имя Бо было хуже других? Роберт... Боб... Бо? Что тут странного?

Каким же безмозглым болваном я был! Ведь я ни разу не задумывался о том, что мои родители ничуть не походили на других людей...

Разве не моим прародителям поклонялись в сложенном из серого камня городе Ибе до того, как пришли люди, на заре земной эволюции? Я должен был догадаться о том, кто я, сразу же после того, как впервые вытащил из ила ту зеленую статуэтку, ибо черты этого изваяния были точно такими же, какими предстоит стать моим собственным чертам после Первого Изменения. А на его основании, выгравированное древними буквами города Иб — буквами, которые я мог прочитать, потому что они были частью моего родного языка, предшественника всех земных языков — стояло мое имя!

Бокруг!

Водяная ящерица — Бог народов Иба и Лх-йиба, города-двойника!

Примечание

Сэр, к этой рукописи, приложению "А" к моему докладу, была приложена краткая объяснительная записка, адресованная СВТС в Ньюкасле, в которой значилось следующее: