— Так вернемся! Ты отдашь ему Кольцо и предложишь сделку: пусть он расскажет тебе о месторасположении Царицы, и вы воспользуетесь результатами раскопок вдвоем!

— Ты же сам видел его. Как, по-твоему, я буду предлагать ему сделку? Такое могло прийти в голову только торговцу!

Глаза Альдо приобрели удивительный зеленоватый оттенок, а ноздри раздулись:

— Ну конечно! Это не для вас! Вы, искатели мумий, витаете только в самых эфирных материях и сферах! Это было очевидно в тот день, когда ты знатно отлупил беднягу Фредди Дакуорта! Не говоря уж о былом: вспомни, как четыре года назад ты, самым невинным образом, сводил счеты с неподражаемым Ла Троншером на углу улиц Кастильоне и Монблан... А знаешь, что сейчас сделает торговец? По порядку: сначала заберет свои чемоданы, затем сядет в поезд на Александрию или Порт-Саид, оттуда первым же пароходом вернется домой, в свою лавочку и к своим тапочкам! Потому что он, торговец, терпеть не может терять время зря!

После этой гневной речи повисло грозное молчание. Адальбер, отвернувшийся было в смущении, шмыгнул носом и проговорил:

— Ладно. Извини. Сначала брякнул, потом подумал. И только...

— Но брякнул же!

— Какой ты нетерпимый! Постарайся понять, что этот человек производит на меня сильное впечатление. Как и на всех в округе. Его тут считают высокодуховным существом, настоящим верующим, воспарившим над вульгарным приземленным мировоззрением обывателей. Он предпочел отшельническую жизнь и изыскания...

— Мне он больше напоминает Старца Горы![43]С той только разницей, что он не приказывал еще кому-нибудь из слуг броситься с башни своего замка, если придет охота лишний раз убедиться в их преданности. У него такой взгляд...

— Насчет взгляда ты прав, да и в остальном, возможно, тоже... Но истинно одно: он явно не из нашего столетия и именно поэтому, наверное, так действует на меня...

Адальбер помолчал и добавил:

— Ты ведь меня не бросишь?

— Тогда скажи, зачем я тебе нужен? Адальбер снова шмыгнул носом, а потом взглянул другу в глаза:

— Ты для меня — лучшая моральная поддержка! Мы же всегда неплохо ладили друг с другом, правда?

— Не стану возражать.

— Ну, тогда останься еще ненадолго! У меня такое чувство, что вокруг нас что-то затевается. А знаешь что? Мы могли бы съездить на могилу Уа! Анри без труда выхлопочет нам разрешение. В этих местах он тоже не последний человек.

— Что ты надеешься найти? Картер, должно быть, там основательно поработал.

— Вне всякого сомнения, но кто знает? Бывали случаи, когда гробницу выпотрошат дочиста, а там все еще скрываются сюрпризы.

— На самом деле, почему бы и нет?

Анри Лассаль же особого энтузиазма не выказал.

— Гробница Уа? Можешь лезть туда, если вам так хочется. Там всего одна железная дверь, от которой, должно быть, потеряли ключ, так что она никогда не бывает заперта. Но ты увидишь в ней только довольно хорошо сохранившиеся настенные рисунки. Что до прочего, Картер и его последователи выскребли все до дыр! Лучше расскажи-ка мне про ваш визит к Ибрагим-бею. Что-нибудь узнали?

— Только то, что приходивший ко мне человек не мог быть братом Эль-Куари по той простой причине, что у того вообще не было брата. О самом Эль-Куари старец сказал, что тот был одержим идеей выкрасть у Картера Кольцо, но действовал он по своей собственной инициативе. И Ибрагим-бей будто бы не одобряет подобного рода действий...

— Такое отношение Ибрагим-бея к способам приобретения Кольца меня не удивляет, но вот отказался бы он от талисмана, если бы ему его принесли?

— Думаю, он смог бы это сделать, — вздохнул Адальбер. — Такому человеку, как он, никакой талисман не нужен, он и сам совладает с любыми темными силами. Должно быть, он на равных с потусторонним миром...

— Вот сейчас, когда ты это сказал, я вдруг вспомнил раввина Лева, с которым познакомился в Праге. Помнишь, он еще помог нам отыскать рубин Безумной Хуаны[44], — вдруг задумчиво проговорил Альдо. — Эти люди обладают силой, недоступной нашему пониманию. Может быть, и правда он бы отказался...

— Но рассказал ли он вам что-нибудь, имеющее отношение к Неизвестной Царице?

— Ничего! Абсолютно ничего! — пробурчал Адальбер. — Нас крайне любезно приняли, но разговор был недолгим.

— И все-таки я бы поклялся, что ему что-то известно, — прошептал Лассаль. — Если не все, что можно о ней знать!

— Но не исключено, что он совершенно ею не интересуется! Ну что ж... Завершив беседу на столь высокой ноте, нам остается лишь приодеться и отправиться на танцы к губернатору! — заключил Адальбер, вставая.

— Я, если позволите, не пойду! — попросил Альдо. — Слов нет, как не хочется туда идти.

— Ты что, дичиться вздумал?

— Нет, просто там могут оказаться люди, которых мне совсем не хочется видеть.

— Ты о принцессе Шакияр или о Ринальди?

— Я об обеих.

— Ну и зря. Бал там всегда на высоте.

— Нисколько не сомневаюсь, но, если позволите, господин Лассаль, я бы с большим удовольствием провел вечер на вашей чудесной террасе, наблюдая за вечерним небом с сигарой в руках. Этих приемов я уже навидался достаточно, и думаю, что их еще будет немало! А вот пейзаж так прекрасен, что его никакие светские рауты не заменят.

По улыбке хозяина дома он понял, что тот расположился к нему еще больше.

— Не стану вас отговаривать, — согласился Лассаль, — и, честно говоря, я бы и сам предпочел разделить с вами любование природой. Но мне необходимо быть там. Если какой-нибудь мало-мальски известной в Асуане личности придет в голову взбрыкнуть, Махмуд-паша вполне способен надуться. А ты, Адальбер, если хочешь, тоже оставайся, я не буду в обиде!

— Ну уж нет! Попрыгаю, это меня отвлечет и пойдет на пользу. Я с вами!

Адальбер не вполне оценил неожиданную тягу друга к одиночеству и не скрыл этого, когда они оба направлялись в свои комнаты:

— Неужели ты так испугался этих дам?

— Не испугался, нет, просто не хочу их видеть.

И скажу тебе даже больше: если бы они подумали, что я вернулся на родину, то мне от этого было бы только лучше.

— Ладно, как знаешь...

Два часа спустя, усадив в машину обоих джентльменов, облаченных в парадные костюмы со знаками отличия (особенно это касалось Лассаля, прикрепившего к пиджаку награды из разных стран, тогда как Адальбер удовольствовался лишь орденом Почетного легиона, военной медалью и Железным крестом первой степени), Альдо, одетый в смокинг, дабы не нарушать заведенного в доме порядка, с наслаждением устроился на террасе. Там его уже ждал накрытый стол, освещенный парой свечей в превосходных подсвечниках по обе стороны от приборов. Фарид, предложив гостю писки, от которого тот отказался, стал накладывать ему в тарелку фуль, египетское национальное блюдо, которое он уже успел полюбить: вареные бобы в кисловатом соусе, со специями и зеленью, с добавлением мелко рубленных овощей, сдобренное кунжутным маслом и соком зеленого лимона. За фулем последовала какая-то рыба в соусе из зелени, неизвестная Альдо, хотя он, впрочем, и не стремился разузнать о ней поподробнее. Вслед за ней подали голубя, приготовленного на гриле, с гарниром из кунжутных фрикаделек и разнообразных овощей. А на десерт — миндальные сладости в меду, которыми он старался не злоупотреблять, и все это запивалось шампанским. Хоть Анри Лассаль и перешел в мусульманскую веру (на самом деле он был исмаилитом и подчинялся Агахану[45], как и многие другие местные жители), но, по счастью, так и не отрекся от продуктов виноделия своей милой Франции.