Войдя внутрь, первым делом Берни разжег камин. Потом он, извинившись, что ненадолго вынужден ее покинуть, скрылся на кухне, а Джессика осталась одна. Оглядевшись вокруг, она подошла ближе к камину, на мраморной полке которого стояло множество больших и маленьких семейных фотографий. Там были родители Прайда в молодости, Софи и Берни разных возрастов. На качелях, у ларька с мороженым, на школьном выпускном вечере. Почти на всех фотографиях они были вместе. Джессика вздохнула. У нее не набралось бы и половины хранящихся здесь семейных снимков.

Под потолком гостиной висела старомодная хрустальная люстра, которая немного не сочеталась с современной обстановкой комнаты. Единственной вещью гарнитура, которая подходила люстре по возрасту, был изящный журнальный столик из красного дерева, стоящий напротив массивного уютного дивана.

Она улыбнулась, заметив висящую на стене гитару.

– Выпьешь что-нибудь?

Девушка обернулась на звук голоса, и у нее перехватило дыхание. Берни стоял в проеме двери, ведущей на кухню, и смотрел на Джессику. Пока она инспектировала его жилище, он успел принять душ, переодеться и теперь в потертых джинсах и застиранной футболке выглядел совсем по-домашнему. Его влажные волосы были аккуратно зачесаны назад, открывая гладкий широкий лоб. Волоски на руках топорщились от того, что недавно он растирал тело полотенцем, а босые ноги были обуты в легкие кожаные сандалии.

– Можно выпить вина. – Она совсем не знала, как вести себя без помощи своего разговорчивого сына. Мысль о том, что она находилась в доме Берни, одна, вечером, заставляла ее нервничать и одновременно возбуждала.

– Белое или красное?

– Белое, пожалуйста.

Он скрылся на кухне, а Джессика снова оглядела комнату. Живопись на стенах, большой мягкий ковер на паркетном полу, отсветы огня из камина, шелковые шторы – все было пропитано очарованием уюта и гостеприимства.

Берни подошел неслышно.

– Давай, Джессика Лейн, присаживайся. – Он кивком пригласил ее к дивану и поставил на деревянный столик два хрустальных бокала и бутылку белого вина.

Она присела на краешек. Берни похлопал по месту рядом с собой.

– Не будь такой недотрогой. Я не кусаюсь. – Он подал ей фужер. – Отложим это развлечение до более подходящих времен.

Проигнорировав его остроты, Джессика уселась поудобней.

– У тебя очень мило и уютно.

– Мне и самому нравится. Но, к сожалению, главным дизайнером была моя сестра. Я в этом ничего не смыслю.

Джессика принюхалась.

– Чем так вкусно пахнет? Только не говори, что ты уже успел приготовить ужин.

Он положил ногу на ногу и сделал глоток вина.

– С ужином придется подождать минут пятнадцать. Маринованная курица как раз успеет поджариться за это время.

– Ты всегда сам себе готовишь? – Джессика почувствовала себя неловко. В мире журналистики она была профи, но разносторонние таланты Берни заставили ее ощутить ограниченность своих знаний.

Он небрежно пожал плечами.

– Что поделаешь, есть за мной такой грешок. Люблю вкусно поесть. Мама научила нас с сестрой готовить и приучила к порядку. А отец научил делать кое-какой ремонт и водить машину. Мои родители уверены, что, если бы все мальчики умели вести хозяйство, а девочки умели бы чинить свои машины, то никому бы не пришлось жениться по какой-либо другой причине, кроме как по настоящей любви.

Джессика рассмеялась.

– У твоих родителей романтическое представление о жизни.

– Семейная династия со стороны отца. Дедушка познакомился с бабушкой на танцах и сделал ей предложение через месяц.

– Шутишь?

– Если бы. В нашей семье по мужской линии это традиция. Если ты выбираешь, значит, ты знаешь наверняка. Так же было и у моих родителей. Они прожили в браке больше двадцати пяти лет.

– А сколько же лет тебе?

– Не перебивай. Мой отец передал мне по наследству свои знания. И если тебе так интересно, то отвечу. Мне тридцать два года. – Он улыбнулся. – Если мы заговорили о возрасте, скажи свой.

Джессика догадывалась, что Берни моложе ее, но не подозревала о разнице в шесть лет. Она понадеялась, что это обстоятельство обескуражит его.

– Мне тридцать восемь.

– Исполнилось сегодня. Вернемся к разговору о романтике. День рождения в праздник всех влюбленных должен давать тебе определенные преимущества перед остальными.

– Откуда ты знаешь, что сегодня мой день рождения?

– Не могу похвастаться особыми шпионскими заслугами, – он опустил голову в притворной стыдливости. – Я выведал это у твоего дедушки.

– Зная его, подозреваю, что для такого подвига тебе не потребовалось много усилий.

– Ты права, он сам проговорился. Мне нравится твой дед.

– А мне нравятся твои родственники, – призналась Джессика. – Тебе повезло родиться в такой любящей семье.

– Да. Мои родители стали для меня хорошим примером. Я всегда хотел, чтобы в моей жизни было то же, что и у них.

– Ферма с овцами?

– Нет, не ферма с овцами, – он погрозил ей пальцем. – Я говорю серьезно.

– Извини. И что же это такое ты хочешь, Берни?

«Тебя, – подумал он. – Я хочу тебя. Сейчас и навсегда. Я хочу просыпаться каждое утро, зная, что у меня есть в запасе еще двадцать четыре часа, чтобы любить тебя». Эти слова хотел произнести Берни. Но он знал, что еще слишком рано. Джессика не была готова услышать их. Он не мог рисковать их общим шансом на совместное будущее.

– Я хочу прожить свою жизнь, любя одну женщину, – произнес Прайд. – Женщину, которая будет любить только меня. – Он наклонился к ее голове, вдыхая цветочный аромат волос. Она тревожно оглянулась и отодвинулась на край.

– Значит, ты приверженец брачных уз? – Джессика вытащила из-под спины одну из бархатных диванных подушек и прижала ее к себе, как щит.

– Других отношений я не принимаю.

– Не все люди созданы для брака.

– Намекаешь на кого-то знакомого?

Джессика грустно улыбнулась.

– В моей жизни замужество было не самым счастливым периодом. Ты же знаешь, как сильно я ненавижу проигрывать.

– Просто твой бывший муж был тебе не пара. – Он облокотился руками на спинку дивана. – У каждого из нас есть своя половинка. Человек, который дополняет и завершает образ, помогая понять смысл жизни.

Она покачала головой.

– Чудесная сказка, но я в нее не верю. То, что мы принимаем за любовь, лишь временный «химизм», происходящий в мозгах, усиленный гормональным дисбалансом.