— Куда ты собралась? — вкрадчиво осведомился Рамон.

Синтия не ответила и даже не посмотрела в сторону Рамона, пройдя мимо, будто его здесь и не было.

Ах, так! — рассердился Рамон и выхватил у нее чемоданчик. Синтия вскрикнула и остановилась. Он обрадовался, заметив, как в ее зеленых глазах вспыхнула ярость. Даже такая реакция лучше, чем равнодушие.

— Нам надо поговорить, — сказал Рамон.

— Мне нечего тебе сказать.

Черт с ним, с чемоданом! Синтия направилась к двери, гордо вскинув голову и расправив плечи.

Нет, ты будешь со мной говорить! — упрямо подумал Рамон. Я заставлю тебя!

— Знаешь, как говорят: «Если бы мог, я отыграл бы назад»? Так вот, я даю тебе такой шанс. Не упускай его, Синтия.

Она остановилась, и Рамон торжествовал пусть маленькую, но победу. Синтия медленно обернулась и неуверенно произнесла:

— Сейчас я не могу говорить с тобой, мне нужно время…

— Ты только и делала, что теряла его все эти двенадцать месяцев, — мрачно прервал ее Рамон.

— Ладно, — внезапно согласилась она, — если ты так хочешь, давай отыграем назад.

Ее холодность как рукой сняло, лицо Синтии пылало от злости. Рамон мог поклясться, что источаемые ею флюиды ненависти обжигают его, как летящие от костра искры.

— Итак, той ночью, увидев, что происходит в комнате Саймона, ты тут же обвинил во всем меня.

— Но ты же была не просто в комнате Саймона, а в его постели! Как бы ты отреагировала, увидев меня в постели с другой женщиной?

— Не пытайся валить с больной головы на здоровую! Ты там был, все видел собственными глазами и не только не помог мне, а назвал меня проституткой!

Рамон побледнел, задетый ее словами, однако попытался оправдаться:

— Меня понесло. Я просто потерял голову.

— Саймон сказал, что ты никогда не знал, с кем я сплю в твое отсутствие, — продолжала Синтия. — Выходит, ты делился с ним сомнениями в моей порядочности?

— Нет, — возразил Рамон, не глядя ей в глаза.

Он действительно подозревал Синтию в желании заняться любовью — хотя бы из любопытства — с другими мужчинами. Правда, до такой гнусности, как обсуждение своей жены с третьим лицом, пусть даже с братом, Рамон не опускался, но, наверное, какие-то его неосторожные слова позволили сделать Саймону именно тот вывод, который он сделал.

А подозрения Рамона зиждились на том, что он взял в жены девственницу, которая оказалась ненасытной в любовных играх. Потому-то он и опасался, что Синтия может не устоять перед соблазном адюльтера.

— Ты не должна была уезжать, даже не попытавшись выяснить отношения, — заявил Рамон, отдавая себе отчет в том, что его аргумент слишком слаб.

Синтия обожгла его презрительным взглядом.

— Вот как? Ты чуть не убил Саймона, а потом наверняка бы разделался со мной! Неужели я должна была спокойно ждать своей очереди? Естественно, я поспешила уйти, как и любая другая на моем месте.

— Никого я не убивал, так, врезал пару раз хорошенько… Потом поехал в «Трамп» и, напившись в стельку, провел ночь в офисе твоего отца. На рассвете я протрезвел, понял, что натворил, и вернулся домой. Но ни тебя, ни Саймона уже не было.

— Твои оскорбленное самолюбие и воспаленное воображение подсказали, какой сделать из этого вывод, и потому мы встретились только через год, — с грустной улыбкой констатировала Синтия.

— Нет, все было не совсем так! Я…

— Меня это больше не интересует, — перебила его Синтия и повернулась к двери, собираясь уйти.

— Почему ты поехала в Гаррисберг? — спросил Рамон, чтобы как-то задержать ее.

— С ним у меня связаны счастливые воспоминания детства, — бросила Синтия, не оборачиваясь. — Мы часто отдыхали там всей семьей и останавливались именно в «Трентоне». Наверное, поэтому мне так хорошо там работалось. А теперь ты купил его… Айви восхищается тобой, да и весь персонал тоже.

— Все, кроме тебя.

Синтия кивнула.

— Да, кроме меня.

— Но почему? — хмуро спросил Рамон. — Я думал, ты поймешь, что я купил его исключительно для тебя.

Синтия наконец оглянулась и, грустно улыбнувшись, спросила:

— Так же, как ты купил в свое время «Трамп»?

Рамон был разочарован — разговор ни к чему не привел. Синтия ненавидит его, у него же нет никаких доводов, чтобы возразить ей. Рамон точно знал, что, если сейчас она уйдет, то уже навсегда.

— Даже самому презренному человеку дается последнее слово, дорогая…

Рамон затаил дыхание, ожидая ее реакции. Синтия коснулась рукой шрама на виске, и он понял, что она колеблется.

— Я не могу оставаться здесь… — неуверенно пробормотала Синтия.

— Отлично! — обрадовался Рамон. — Тогда мы куда-нибудь пойдем.

Но, как только он стал приближаться к ней, Синтия напряглась.

— Я хочу побыть одна.

— Нет, — твердо заявил Рамон.

В другой ситуации он бы поцеловал Синтию, и она непременно оттаяла бы. Но теперь он чувствовал, что надо действовать иначе. Рамон тяжело вздохнул и, не обращая внимания на сопротивление Синтии, решительно положил руки на ее плечи.

— Ты неважно выглядишь, дорогая. Нам обоим нужна передышка, — нежно сказал он. — Тебе в любой момент может стать плохо, и ты окажешься под колесами первого же автомобиля. Так что, пожалуйста, разреши мне сопровождать тебя.

Рамон не мог точно сказать, что сильнее подействовало — его просьба, прикосновение его рук или нежный взгляд, но Синтия больше не сопротивлялась.

— Ладно, пошли, если хочешь, — сдалась наконец она.

— Куда мы идем? — спросил Рамон, давая понять, что предоставляет ей право выбора.

— В отель «Трамп». Хочу посмотреть, что с ним стало.

Как только Синтия открыла тяжелую дубовую дверь и переступила порог отеля, к ее горлу подступил комок. Рамон стоял рядом, готовый в любой момент подхватить Синтию, если ей вдруг станет плохо.

— Ремонт уже закончен, — прошептала она.

Рамон улыбнулся.

— Принимай работу, дорогая.

Синтия, неуверенно ступая, прошла в середину холла и, остановившись, стала оглядываться по сторонам, стараясь не упустить ни одной мелочи.

— Здесь все как раньше! — наконец восхищенно выдохнула она, и Рамон снова улыбнулся. — Ну ладно, все изменилось, но…

Синтия действительно была потрясена увиденным. Она не верила своим глазам. Когда она в последний раз стояла на этом же самом месте, холл был превращен в строительную площадку, стены были ободраны до кирпича. Тогда Синтия только-только похоронила отца, и у нее было ощущение, что прежняя жизнь безвозвратно канула в Лету.