недовольно и натянула одеяло на ухо. — Всё, спи, говорю, я устала.

— А чё с Аликом поссорились? — допытывалась она через пуховый слой. Но я не слушала. Я делала вид, что сплю, и думала. Чёрт. Может, надо было тоже на турники? К нему. Чтобы не думать. Я чувствовала, что сон начинает покидать меня, вытесняться этими дурацкими, бесполезными мыслями о завтрашнем разговоре с Аликом. Что я скажу? Как посмотрю? Что он скажет? Глупые, пустые переживания. Зачем сейчас не спать и думать о том, что ещё не случилось? — поражалась я трезво, и всё-таки думала.

Но об этом думала недолго. Появился ОН. Вышел из темноты, как тогда из тени. Вытеснил. Вытолкал несчастного добродушного Алика вон из моей головы, и занялся мной как следует, сам. И я битый час ворочалась в горячей кровати, мучаясь от его голоса, рук, взглядов, представляя, как он тоже сейчас страдает и хочет курить и целовать меня… и что он действительно такой человек — может взять и вломиться, если ему очень захочется. А ему хочется. Я чувствовала это через полсотни кирпичных стен, разделяющих нас. Чувствовала каждой клеточкой тела.

Что он сейчас делает?

Сможет ли отказаться от привычки ради меня?

Хватит ли у него силы воли? — беспокоилось воображение, как в банальных трейлерах к банальным фильмам. — Спит он или ещё на турниках?

Как же я жалела, что наши окна выходят на другую сторону! Я бы всё отдала, чтобы увидеть его на той картинке, в жёлтом свете фонарей. Увидеть его сильное тело, пар изо рта. Из губ, которые свели меня с ума. Что же я творю?!

Что я творю?! Что?! — пытала я себя в полудрёме, возвращаясь в чужой дворик — к нему, и засыпая в его тёплых, как дом, безопасных, как крепость, обьятиях. Желая, чтобы эти видения не заканчивались.

Но наступило утро.

И всё закончило. И всё начало с начала.

И я поплелась на кухню, к обиженной, молчаливой маме. Завтракала под её беззвучным осуждением, как под бетонной плитой. Просить прощения, разговаривать с ней я не умела — не такие у нас отношения, чтобы откровенничать. Я любила её безумно, как и она меня, но встать и произнести «мам, прости, что напугала вчера» было выше моих сил. А уж тем более — обнять. Помириться, в общем.

С папой, в этом плане, попроще. Он хоть и бурчит чаще, но зато говорит, не замыкается, как она. А мама вчера высказалась и закрылась. И попробуй тут подступись!

Я и не подступалась. Я тоже была гордячка ещё та. Есть в кого! — угорала я с себя, ковыряя остывшую овсянку. Еда не лезла. Я уже отписалась Алику, что со мной всё в порядке, но «не в порядке» у нас с ним. Он посмотрел сообщение, но пока молчал. Думал. Ну, думай-думай, дипломат, — качала я головой, вздыхая.

За окном неслись серые тучи. Ветки уже почти облетели. Золотая осень стремительно кончалась и приближалась зима. Я представляла, как буду скрипеть по морозному снегу с Матвеем, как он будет греть меня и ругать, что плохо одеваюсь, как я буду плохо одеваться, чтобы он меня погрел…

И снова тихонько вздыхала.

«Ну что, влезаю? Или сама спустишься?» — пришло сообщение с круглосуточного. Я чуть не поперхнулась — уже?! Что за ранняя пташка! Воскресенье же! Он вообще спал?! И я, кулёма — еле-еле продрала глаза к одиннадцати! Даже причесаться не успела, не умылась толком. Нет, хорошо, что Матвей не увидит меня такой!

«И тебе доброе утро, скалолаз) Ты хоть спал?» — отписалась я, попрыгав в ванную, как весёлый, напуганный кузнечик. Такая же зеленоватая, от вчерашних волнений.

«Все разговоры после. Жду»

«Погоди, я ещё повода не придумала)»

«Скажи, человек помирает»

«Не смешно)»

«Вот и я говорю. Давай скорей»

«Ладно, сбегаю в магазин)»

«Магазин ждёт. Очень. Какой подъезд выбираешь?»

Я фыркнула.

«Твой) в моём опасно. Слишком много свидетелей придётся убивать)»

«Не вопрос.»

«Убивать не вопрос или подъезд не вопрос?)»

«Вопрос — где мои поцелуи?!»

«Одеваются»

«Могут не тратить на эту ерунду время, я и без одежды с радостью»

«Чёрт» — добавилось следом. — «Я сейчас точно влезу, зря подумал»

«Бегу)))» — отозвалась я, лазая по кухне и соображая, что бы такого «купить» в «магазине», чтобы повод получился адекватным. Ничего адекватного в голову не приходило после сообщений Матвея. Масло? Есть. Хлеб? Есть. Хлопья? Есть. Молоко к ним? Есть. Яйца? Есть! Блин! Да что ж всё есть-то?! — суетилась я. — Никогда ничего не было, а сегодня, как назло, всё есть!

Я пошла краситься и спасительная «надобность» сама нашла меня:

— Лизка, — окликнула я сестру для достоверности, — куда мои ватные диски дела?

Воришка закопошилась на диване. Она ещё валялась с телефоном, засоня. Ну конечно, — волновалась я у зеркала, — чего ей спешить, это же не её «магазин» вызывает.

— Чё сразу твои? — донеслось наконец возмущенное.

— Потому что я себе покупала.

— Уже давно кончились…

— Не ври, я вчера видела.

— Ну толчёнку используй…

— Сама и используй, блин. Из-за тебя теперь в магаз тащиться, — проворчала я, надеясь, что в комнате родителей слышно.

Они снова закрылись.

Но я надеялась что не из-за меня, а просто чтобы телик спокойно посмотреть и «Лизоньку не будить». Если выйдут и спросят — Лизонька им сама расскажет куда и почему я намылилась. Алиби состряпано. Можно бежать.

Чуть не нацепила каблуки, но в последний момент вспомнила, что в магазин побежала, а не к нему. Пришлось в джинсы залазить, в толстовку, в кроссы. Если и играть, то по всем правилам. Выскочила на площадку — глянула на турники по привычке. Конечно его там не оказалось — я знала, где он. И что он собирается делать, знала.

Внутри всё кружило от предвкушения.

Дурочка, что я творю, — снова и снова удивлялась я, но «творила». Бежала к нему по холодной улице, перепрыгивая редкие лужицы, вдыхая свежий октябрьский воздух — сегодня слегка солёный, наверное с моря, — мечтательно улыбалась я, приближаясь к его дому.

— Здравствуйте, — улыбнулась соседке, спешащей навстречу. С пакетом. Из магазина, — хихикнула я, представив, как Матвей «обхаживает» тёть Валю — задорную женщину лет пятидесяти.

— Привет, Дашук, — она меня всю жизнь так и называла — Дашук. И я не представляла, почему. — Мама дома?

— Да, все дома.

— Хорошо, а то она нужна мне, загляну, значит, к вам попозже. Сейчас только фарш, вот, поставлю… А ты куда намылилась с утречка?

— В магазин.

— А-а, ну беги-беги, умничка, помощница мамина, — похвалила