Когда они прибыли на место, Симон, его брат и их прикольный приятель-волосатик по имени Родриг сидели в тени рампы. С ними была девица, которую они раньше никогда не видели.

– Кто это?

– Не знаю.

Пока Клеманс ставила скутер на подпорку, Стеф машинально перевязала свой конский хвост. Все поздоровались, даже эта девица, она к тому же еще и улыбалась. Обстановка была не самая дружеская. Стеф смотрела на новенькую со скрытым недоверием. Сесть девчонки не решались.

– Что делаете? – спросила Клем.

– Да так, ничего особенного.

Ромен, брат Симона, держал в руке только что зажженный косяк.

– Так у вас и травка есть?

– Это от Анн, – пояснил паренек, показывая на не известно откуда взявшуюся девицу.

– Она бельгийка, – добавил Родриг, как будто это все объясняло.

– Надо же.

Стеф улыбнулась ей как можно любезнее. Девчонки всё не садились, стояли как дуры.

– Она отдыхает в кемпинге с родными. Они там курят без передышки, просто психи какие-то.

– Круто.

– Ты откуда?

– Из Брюсселя, – ответила Анн.

– Супер, – сказала Стеф.

Она разглядывала ее ноги, лицо. Для бельгийки эта сучка была слишком темненькой. Светлые глаза совсем не подходили к цвету кожи. А стрижка – вообще отстой. Стеф с подругами носили длинные волосы, закалывали их заколками, стягивали резинками. Волосы – это было их богатство, они ухаживали за ними всю жизнь, а эта овца обрилась чуть ли не наголо, не то панк, не то Патти Смит. И естественно, под синей футболкой ни намека на лифчик. Стеф готова была взвыть от злости.

Вот почему, когда Родриг протянул ей самокрутку, Стеф не заставила себя упрашивать. А ведь после тусовки в Дремблуа она поклялась себе завязать. От той вечеринки у нее остался тяжелый осадок, во всяком случае от того, что она могла вспомнить. Она тогда хорошо выпила, потом курила, нюхала попперсы… В какой-то момент, когда она в отключке валялась на диване, к ней подсел Симон. И стал нашептывать на ухо всякие вещи, очень личные – комплименты, признания. Она слушала, слабая, размякшая, ей было приятно. А потом вдруг поняла, что он ее целует. Потом они оказались в спальне на втором этаже. Симон держал ее за талию, за шею. Его руки были сразу везде. Он застал ее врасплох своими поцелуями, такими сочными, сладкими, по-настоящему вкусными, как спелый персик. Она ворошила ему волосы, а он тем временем принялся за ее лифчик. Получалось это у него удивительно ловко. Он ущипнул ее за сосок, и она сразу растаяла, стала жидкой, как лужа. Может, она и сказала тогда «нет», в голове у нее был сплошной туман. Она помнила жар Симона у себя на щеке, на шее, на вздымавшейся груди, помнила звук расстегиваемого ремня. Он запустил руку ей в джинсы, она раздвинула ноги, вздохнула, а он уже искал под трусиками ее набухшую, влажную «киску». Затем он отодвинул ткань, нашел мягкие губы. Стеф сама направляла его, схватив за запястье. Она дышала носом, разгоряченная, ей не терпелось ощутить его внутри себя. Где же твои пальцы? Давай, возьми меня… Потом Симон показал ей свои пальцы, указательный и средний, кожа на них была вся измятая, как будто он только что вышел из ванны. Дальше она плохо помнила. После всего она вымылась, ей было грустно и хорошо, а еще оставалось какое-то неприятное ощущение: так бывает после того, как налопаешься, а потом жалеешь. С тех пор – полный ноль. Он не обращал на нее внимания. Это было ужасно.

Симон и Родриг катались, раздевшись по пояс, а девицы с Роменом сидели наверху рампы и бездельничали, болтая ногами в воздухе. Конструкция сотрясалась от ударов скейтов, отдававшихся у них в груди. Ромен без зазрения совести клеил Стеф. Его посягательства раздражали ее, тем более что они только подтверждали равнодушие Симона, иначе его братишка не позволил бы себе ничего такого. От всего этого она чувствовала себя страшной, потной, ей все остохренело. Еще и с этой бельгийской овцой надо марку держать. Ромен попытался положить руку ей на спину. Она послала его подальше открытым текстом.

– За кого ты себя принимаешь? – обиделся тот.

Все слышали, как она его отшила, видели, как у него вытянулась физиономия, было ясно, что на этом дело не кончится. Тут вмешалась Клем.

– А ну, кончай, – сказала она. – Слышь, типа, я сказала.

В пятом классе они с Роменом гуляли вместе, и после того печального опыта она сохранила на него некоторое влияние. Главное, не перестараться, к тому же действовать быстро и четко, тогда его можно без особых проблем поставить на место. На этот раз она, кажется, перегнула палку, так резко напав на него. Он встал, перешел на другой конец рампы и, расставив ноги, начал писать в пространство.

– Ты, мудак, что ты делаешь?

– Слушай, толстяк, кончай!

Он неторопливо, с достоинством стряхнул последние капли, потом застегнул ширинку.

– Кто бы говорил.

– Мразь, – сказала Клем. – Нельзя же так!

– Да? А трахаться со всякой рванью можно?

В яблочко. Клем позеленела. Откуда он знает? А остальные? Что, они тоже в курсе? Никто не повел и бровью, значит, ее история с кузеном известна всем. Вот блин. Надо кончать с этим и как можно скорее. Но не раньше, чем она получит то, что ей надо.

Чтобы разрядить обстановку, Анн предложила свернуть косяк. Похоже, от чистого сердца, но Стеф отказалась, Клем тоже – главным образом из солидарности. Плюс ко всему уже было поздновато. Стеф всегда старалась возвращаться домой в нормальном виде. В ее матери явно умер таможенник, а вместо сердца у нее стоял хронометр. Если Стеф не явится до семи вечера, да еще придет с красными глазами, очередная лекция про уважение к родителям и про будущее обеспечена. Пятиминутное опоздание считалось зловещим предзнаменованием, из которого следовали далеко идущие выводы: неминуемое дальнейшее скатывание по наклонной плоскости, нежелательные беременности, мужья-алкоголики, никакой карьеры, короче – полная жопа. Хотя сама мамаша не так уж и блистала у себя на юридическом. Ей удалось наверстать упущенное, выйдя замуж за дилера «Мерседеса», имевшего исключительное право на продажу тачек в долине и владевшего множеством филиалов вплоть до Люксембурга. Незаконченность высшего образования родители Стефани компенсировали рассказами о том, как они «своими руками», «своим трудом», «не жалея сил» и т. д. Рассказы эти были не так уж далеки от истины, хотя и значительно приукрашивали историческую правду. Чтобы построить свою маленькую автомобильную империю, отец Стеф имел, к счастью, в запасе фамильное наследство, которое пришлось очень кстати, после того как он трижды провалился на экзаменах за первый курс медицинского факультета.

– Ну вот!

Симон приземлился совсем рядом. Он стоял, положив руку на вертикально поставленный скейт, штаны у него были немного приспущены, живот лоснился от пота. Стеф подняла глаза. Щеки у него горели, волосы взмокли.

– Идем?