Япония, вместе взятые[112]. Это стало возможным благодаря тому, что в американской экономике произошло массовое обновление основного капитала, был внедрен конвейерный способ производства, развивалась научная организация труда.

Для Вашингтона поражение Германии явилось лишь значимым шагом на пути установления нового мирового порядка на основе проецирования американской экономической и военной мощи. Для этого Вашингтон намеревался и впредь развивать не только мощный торговый, но и военно-морской флот, способный обеспечить защиту морских сообщений. Отныне американская экономическая и военная сила лежала в основе планирования и реализации не только региональной (латиноамериканской), но и мировой политики. По контрасту страны Антанты, вынесшие на себе основную тяжесть борьбы, оказались в послевоенные годы в тяжелом, если не бедственном положении. По своей внешней задолженности США они были вынуждены рассчитываться в том числе инвестициями, вложенными в экономику, что ввергло экономику этих стран в затяжное кризисное состояние.

Тем не менее, несмотря на подавляющую экономическую и военную мощь США, Англия и Франция не собирались уступать США решающую роль в устройстве послевоенного режима международных отношений.

2.6 Экономические коллизии межвоенного периода

Экономические коллизии межвоенного периода были вызваны прежде всего несправедливым, как это расценивалось в стане побежденных стран, переформатированием международных, в том числе экономических, отношений, а также попыткой Запада как минимум экономически изолировать Советскую Россию. В первую очередь, это привело к бурному росту реваншистских настроений в Германии, во многом, предопределивших приход к власти нацистов во главе с Гитлером. Экономические противоречия между Англией, Францией и США, с одной стороны, и побежденной Германией – с другой, приобретал все более антагонистический характер. Этому способствовал ряд обстоятельств. Несмотря на поражение, Германия, благодаря своему развитию и ресурсам, оставалась потенциально самой сильной страной в Европе и не собиралась долгое время мириться с тем, что ее зависимое политическое положение не соответствовало реальной экономической силе, которой она обладала.

В числе обиженных, несмотря на то что формально она находилась в стане победителей, оказалась и Япония, которая по итогам Вашингтонской конференции (1920 г.) лишилась, в пользу США и Англии, многих важных экономических позиций, прежде всего возможности осваивать ресурсы Китая. Неудовлетворенность Японии неизбежно вела к обострению межимпериалистических противоречий с названными странами. В этих условиях Версальско-Вашингтонская система послевоенного устройства могла быть лишь временным закреплением передела мира в пользу держав-победительниц. Более того, не устранив старые противоречия, она породила новые.

Вместе с тем главное отличие обстановки после Первой мировой войны от той, что предшествовала ей, заключалась в том, что принципиально новому, советскому общественно-политическому устройству удалось закрепиться на одной шестой части земного шара. Западные державы если и могли примириться с этим фактом, то лишь по тактическим соображениям, не оставляя планов разгрома Советского Союза. Именно эта стратегическая цель объединила правящие круги капиталистических держав, не ослабляя при этом их взаимного соперничества в борьбе за ведущие позиции в мире.

В частности, Гитлер не собирался ограничиваться лишь пересмотром унизительных положений Версальского договора, его далеко идущим планом изначально был захват богатого ресурсами Советского Союза. В сознание немцам настойчиво внедрялась идея о том, что, в то время как им, представителям высшей расы, катастрофически не хватало земель для развития, на Востоке огромное, насыщенное ресурсами пространство незаслуженно занимали «недочеловеки», в основном славяне – поляки, русские, украинцы, белорусы[113], уделом которых должно быть лишь одно – служение высшей германской расе. Готовящаяся агрессия против Советского Союза должна была восстановить «историческую» справедливость. В книге «Моя борьба» Гитлер констатировал: «Мы, наконец, завершаем колониальную политику… и переходим к территориальной политике будущего. И если мы сегодня говорим о новых землях в Европе, то думаем в первую очередь только о России и подвластных ей окраинных государствах»[114]. Во «Второй книге», написанной им в 1928 г., отдельная глава также была посвящена «восточной политике», сущность которой в концентрированном виде была изложена Гитлером в разговоре со своими сподвижниками, незадолго до прихода последнего к власти: «Не только русские пограничные территории, но вся Россия должна быть расчленена на составные части. Эти компоненты являются естественной имперской территорией Германии»[115].

Часть военной и хозяйственной элиты Германии вначале настороженно относилась к экспансионистской политике Гитлера, опасаясь, что рано или поздно она должна была привести к конфликту с западными державами и, соответственно, к войне на два фронта, в которой Германия была обречена на поражение. Намного целесообразнее представлялось политико-дипломатическое давление на западные державы с тем, чтобы принудить их к территориальным и экономическим уступкам Германии в обмен на борьбу последней против «большевизма». Однако безболезненная аннексия Австрии, последовавший затем Мюнхенский договор, очевидная готовность Лондона и Парижа идти на уступки, лишь бы «канализировать» агрессию Германии против Советского Союза, привели к сплочению нацистской элиты вокруг личности вождя[116].

В целом внешнеполитическая и внешнеэкономическая стратегия, разработанная Гитлером, предполагала решение ряда последовательных задач. Во-первых, избавление Германии от военных ограничений Версальского договора, воссоздание ее военной мощи и возвращение территорий, утраченных по Версальскому мирному договору в 1919 г. Во-вторых, «собирание немецких земель» с образованием единого блока из ста миллионов немцев для проведения «истинно арийской политики в Европе», что означало превращение Германии в доминирующую державу Центральной Европы, в том числе за счет аннексии и нейтрализации таких государств, как Чехословакия и Польша. В-третьих, разгром и уничтожение Франции. В этом отношении, по удачному выражению, «планы Гитлера начинались там, где кончался Брест-Литовский мир»[117]. В-четвертых, завоевание «жизненного пространства на Востоке и его беспощадная германизация», покорение европейской части СССР, затем – сокрушение Англии и захват ее колоний, что создавало надежные предпосылки для мирового господства «германо-арийской расы». Восточная Польша, Прибалтийские и балканские государства, а также Украина, Поволжье и Грузия должны были объединиться в зависимый от Германии «Восточный союз» «союз вспомогательных народов, не имеющих ни армии, ни собственной политики, ни собственной экономики»[118]. Примерно по такому же образцу планировалось создать «Западный союз», объединяющий Голландию, Фландрию и Северную Францию, и «Северный союз» – из Дании, Швеции и Норвегии», а в последующем и других европейских государств. «Время малых государств миновало, – заявлял Гитлер. – Больше не будет никакого нейтралитета. Нейтралы окажутся захваченными силовыми полями великих (держав. – Авт.). Их поглотят. Все это не произойдет сразу. Я буду шаг за шагом, но с железной последовательностью продвигаться вперед. <…> Без господства над Европой, – заключал Гитлер, – мы пропадем. Германия есть Европа»[119].

Свое видение европейского экономическою блока под гегемонией Германии Гитлер изложил следующим образом: «Народы, которые мы включим в нашу экономическую систему, должны соучаствовать в использовании естественных богатств осваиваемых восточных земель и