Покопавшись в пеньке, Антуг что-то оттуда достал, положил на лист, сорванный с дерева, и протянул Наташе:

– Возьмите. Надо брать их за голову, откусывать и жевать. По вкусу – как грибы. Очень питательно, чистый протеин. Будете сыты, хорошо восстанавливает силы.

Наташа с ужасом глянула на лист – на нем шевелились толстые белые личинки, похожие на личинки майского жука. Она зажала рот и с недоверием вытаращилась на мужчину:

– Да ты с ума сошел! ЭТО есть?! Я лучше какие-нибудь фрукты поем или траву! Меня же вырвет!

– Траву есть нельзя – отравитесь. Фрукты… а вы видели тут фрукты? Если и есть, они несъедобны, да и насытиться ими нельзя – мы же не травоядные животные. Нам нужна сытная еда, иначе не дойдем. Вы свалитесь без сил, я буду вас тащить и свалюсь следом. Хотите выжить – будете есть. Нет – погибнем оба. Смотрите, как надо!

Антуг взял одну личинку пальцами за голову, аккуратно сунул в рот, зажав зубами, и, сжав их, откусил, выбросив то, что осталось в пальцах. Потом спокойно прожевал, сказав:

– Вот и все. Вкус как у гриба. Ничего страшного. Они питаются трухлявым деревом, чистые существа. Берите. Берите, берите, если хотите жить!

Наташа как завороженная взяла одну личинку – та извивалась у нее в руках, сопротивляясь врагу, сжимаясь и разжимаясь, как резиновая, потом сунула ее в рот, откусила и, зажмурив глаза, стала жевать, подавляя приступы рвоты. Проглотила, утирая слезы, потекшие из глаз. С минуту подождала – не выйдет ли назад злостная личинка бурным фонтаном. Нет, удержалась. Конечно, никаким грибом она не отдавала – что-то жидкое, скользкое, отвратительное, но и не такое противное, как она думала.

– Ну вот, видите: нормально пошло, – ободряюще кивнул Антуг. – Ешьте еще. Штук пять надо съесть – и на какое-то время вы будете сыты. Можно спокойно идти, не думая о еде. Тут они везде есть, эти личинки. А если кончатся – а еще найду что-нибудь питательное, наподобие этого. Увы, ничего более вкусного тут не найти. Ешьте, ешьте скорее да пойдем.

Наташа шагала за своим спутником, глядя в его широкую спину, и думала о том, является ли ее измена изменой, если она в полубреду представляла себя не с этим мужчиной, а со Славой? Ну вот, например: какая-нибудь женщина занимается сексом со своим мужем, но на самом деле его не хочет и во время секса, закрыв глаза, представляет, что она… ну… с Брэдом Питтом. Или с соседом Васькой. Или… с президентом. Является ли это изменой? Ведь на самом деле эта женщина не изменяет мужу, но при этом все-таки изменяет, представляя, что она с другим! А вот она, Наташа, представляла, что спит со Славой, и то, что на самом деле в ней был другой мужчина, – разве это измена? Она-то думала, что это Слава! Совсем даже и не измена. Так что, наверное, зря она себя винит…

Придя к этому выводу, Наташа слегка повеселела, хотя на душе до сих пор скребли кошки – сама-то она себе может придумать любые обстоятельства, но вот как все это воспримет Слава? Хотя Наташа и считала себя знатоком мужских душ (немудрено – сколько их, мужиков, у нее было! Всех и не упомнишь…), но предсказать реакцию на измену девушка не могла. Слава вообще был непредсказуем.

До прерии они добрались к вечеру, два раза останавливались, чтобы поесть личинок, и вправду хорошо утолявших голод, да один раз – чтобы искупаться в небольшой речушке, с хорошо просматривавшимся песчаным дном. Наташа не стала отходить от Антуга во время купания – чего теперь ей стесняться? Он ее всякую уже видал… во всех видах и позах. Да и страшно далеко отходить – мало ли кто там прячется в кустах.

Наташа даже по нужде боялась отойти – Антуг деликатно отворачивался, когда она приседала. Ей все время казалось, что за ними следят из-за кустов чьи-то глаза. Когда поделилась подозрениями с охранником, тот пожал плечами и сказал:

– Само собой, следят. Зверье всякое – мы же вторглись на их территорию. Но, если их не трогать, без нужды они не нападут, не бойтесь. Это же не люди…

Наташа ему верила, но на всякий случай решила держаться поближе. Береженого бог бережет.

– Оставайтесь здесь, я посмотрю, что там, на открытом месте, – остановил Наташу охранник и ускорил шаг, вырываясь вперед.

Наташа, облегченно вздохнув, уселась на ствол большого дерева, упавшего вдоль опушки, и замерла, подперев голову руками и вглядываясь в спину уходившего мужчины. Устала. Тело ее, конечно, классное, красивое, гламурное, но… ей даже казалось, что в прежнем теле, может, и не таком совершенном, она бы не так уставала. Может, просто без привычки? А что, по спортзалам она не ходит, ест, пьет, валяется на кушетке – откуда возьмется тренированность? Ладно, хоть не жиреет – спасибо мастерам с Нитуль за великолепный обмен веществ ее нового вместилища. Слегка позавидовала Лере – вот та бы даже не вспотела, бегая по лесу, загнала бы и самого Антуга!

Опять пришел на ум этот охранник и ночное приключение… так ли она все время представляла на его месте Славу? А может, ей было все равно, какой мужчина, лишь бы мужчина? Нет, она не такая!.. По крайней мере, верить в это неохота. Да что она так себя терзает-то?! Ну трахнулась и трахнулась – первый раз, что ли? И не первый мужчина. Сколько их было? Да кто упомнит-то! Постоянных с десяток, ну а случайных – зачем запоминать? Сейчас она совсем другая, да. Не та Натаха, что была раньше. Ну… не совсем та, скажем так.

Соскучилась. По Лере, по Славе – так трудно всегда одной принимать решения. Только Сильмара была в радость. Поговоришь с ней, поругаешься или похихикаешь – и на душе легче. А теперь? Как теперь жить без нее?

Наташе снова стало горько, тихо закапали слезы, в ушах от волнения зазвенело, потому, видимо, она не сразу услышала шаги позади себя. А когда услышала, резко обернулась и вскочила. Трое мужчин, с виброножами на поясе, игловики на предплечье, за спинами что-то вроде рюкзачков. Охотники? – первое, что пришло ей в голову.

– Так, так… Что это у нас тут такое? – ухмыльнулся один из мужчин, даже не мужчина, а парень, молодой, лет восемнадцати, этакий мажор.

Наташа насмотрелась на них в ночных клубах. Сами из себя ничего не представляют, зато гнут пальцы как крутые. Не любила она таких парней.

– Ты откуда взялась, подстилка? – продолжил парень, и Наташе в лицо бросилась вся кровь. Зря это он так. Не надо было будить Натаху в глубине души Наташи. Ту Натаху, которая никогда не сдавалась, даже если ее били пятеро телок в сортире ночного клуба. (Двоих она вырубила наглухо, троих так ободрала, что в отделении потом удивлялись: неужто это она так смогла?! Бабищи были крупнее ее раза в полтора.)

Наташа мило улыбнулась, встала с бревна и расслабленно подошла к мажору. Подойдя на расстояние вытянутой руки, она внимательно посмотрела в зеленоватое лицо парня, расплывшееся в ехидной ухмылке, и спросила:

– Эй, молокосос, ты откуда взялся, убогий? А это что, твои няньки?

– Что-о? Ах ты, тварь… – Парень протянул руку, вцепился в ворот единственной одежки Наташи и рванул, отчего ткань расползлась, оставив ее почти что в чем мать родила.