— Ага. Ментальный я, — скромно откликнулся Ринсвинд.

— Парень что надо! Давай, грузим их оружие и жратву — и вперед!

— А зачем нам их оружие?

— Скинем за добрую цену.

— А с телами что будем делать?

— А ничо. За них и гроша ломаного не дадут.

Пока Безумный приколачивал к повозке трофейные железные предметы, Ринсвинд бочком придвинулся к зелено-желтому… и стремительно чернеющему… трупу и, подобрав валяющуюся рядом палку, осторожно поддел свою шляпу, которая по-прежнему была напялена на голове у покойника.

Вдруг, откуда ни возьмись, выпрыгнул маленький восьминогий шарик разгневанного черного меха и яростно вонзил свои жвала в палку, которая тут же задымилась. Очень осторожно опустив палку на землю, Ринсвинд схватил шляпу и бросился бежать.

Думминг вздохнул.

— Я и не думал оспаривать ваш авторитет, аркканцлер, — сказал он. — Просто мне кажется, что если гигантское чудовище прямо на ваших глазах эволюционирует в курицу, то следует задуматься: быть может, все-таки не стоит есть эту курицу?

Аркканцлер облизал пальцы.

— А как, по-твоему, следовало поступить?

— Ну, наверное… стоило изучить ее и…

— Вот мы ее и изучили, — вступил в разговор декан. — Произвели вскрытие.

— Вскрытие на местах, так сказать. — Заведующий кафедрой беспредметных изысканий сыто рыгнул. — Прошу прощения, госпожа Герпес. Не желаете ли еще гру… — Встретившись со стальным взглядом Чудакулли, он быстро поправился: — …Передней части курицы?

— И в результате мы обнаружили, что опасности для посещающих остров волшебников животное более не представляет, — заключил Чудакулли.

— Просто мне кажется, что должным образом проведенная исследовательская работа подразумевает нечто большее, нежели выяснение, а не растет ли где поблизости сосисочно-горчичный куст, — гнул свое Думминг. — Кстати, вы обратили внимание на скорость превращения?

— И что? — вопросил декан.

— Это ведь неестественно!

— По-моему, господин Тупс, именно ты совсем недавно убеждал нас, что превращение одних вещей в другие совершенно естественный процесс.

— Но не с такой же скоростью!

— А тебе откуда знать? Ты сам-то когда-нибудь эту свою эволюцию видел?

— Разумеется нет, ее невозможно уви…

— Значит, и говорить не о чем, — отрезал Чудакулли. — Кто знает, может быть, это и есть совершенно нормальная эволюционная скорость. Как я уже подмечал, все абсолютно логично. Ну какой смысл превращаться в птицу постепенно? Тут вырастить перо, там выпустить клюв… Более идиотского зрелища и не придумаешь. Ты только представь себе такую тварь, бродящую по лесу. — Волшебники подхалимажно захихикали. — А наше чудовище, вероятно, подумало: «Эй, да их тут слишком много. Превращусь-ка я лучше во что-нибудь, что им нравится».

— Не захотело с нами связываться, — поддакнул декан.

— Вполне разумная стратегия выживания, — завершил Чудакулли. — До определенного момента.

Думминг закатил глаза. Когда продумываешь идею в голове, все получается так красиво. Начитаешься всяких старых книжек, а потом сядешь и думаешь, думаешь, ЦЕЛЫМИ ДНЯМИ думаешь, пока не родится и не сложится, кирпичик к кирпичику, изящная теория. Но стоит поделиться своими выводами со старшими волшебниками, как тут же кто-нибудь из них — это уж как пить дать! — вылезет с совершенно ИДИОТСКИМ вопросом. И ответа на этот вопрос не будет. Ну разве можно работать в окружении столь ограниченных умов? Воскликни какой-нибудь бог: «Да будет свет!» — именно волшебники первым делом поинтересуются: «А зачем? Лично нам и в темноте неплохо живется».

Старые, заскорузлые умы, и в этом вся проблема. Думминг не особо держался за старые традиции. Ему было далеко за двадцать, но он уже занимал достаточно важный пост, а следовательно, представлял собой заманчивую мишень для амбициозного университетского молодняка. Вернее, представлял бы, если бы этот самый молодняк не просиживал целые ночи за Гексом, пока глаза не закипали.

Но в общем и целом карьера Думминга не интересовала. Он был бы абсолютно счастлив, если бы его всего-навсего ВЫСЛУШАЛИ, не прерывая замечаниями вроде: «Хорошая работа, господин Тупс, но однажды, давным-давно, мы это уже пробовали, и ничегошеньки не получилось», либо: «Денег под такое все равно не вышибить», либо, самое кошмарное: «Да уж, а вот в прошлые времена были вписать существительное, кстати, помните старика вписать прозвище, который скончался лет пятьдесят назад, Думминг, конечно, слишком молод и не может его помнить — так вот, уж он-то знал толк в вписать существительное.»

Мертвое университетское наследие тяжким грузом давило на плечи Думминга Тупса. А сверху этого наследия вдобавок взгромоздились ныне старшие волшебники. И пытались там подпрыгивать.

Они даже не пытались научиться ничему новому и помнили только одно: как славно было в старые добрые времена. Они спорили и ругались друг с другом, будто дети малые, и единственный, кто порой говорил хоть что-то осмысленное, — это орангутан-библиотекарь.

Думминг принялся свирепо ворошить палкой в костре.

Из веток волшебники соорудили для госпожи Герпес грубый, зато вполне благопристойный шалаш, куда домоправительница и удалилась, пожелав всем спокойной ночи и целомудренно прикрыв вход большими пальмовыми листьями.

— Очень достойная дама, эта госпожа Герпес, — одобрил Чудакулли. — Пожалуй, и я подремлю чуток.

С другой стороны костра уже доносилось чье-то сладкое похрапывание.

— Думаю, нам стоить выставить дежурного, — высказался Думминг.

— Отличная идея, — похвалил, удаляясь, Чудакулли.

Скрипнув зубами, Думминг повернулся к библиотекарю, который временно возвратился на землю двуногих. Орангутан, мрачно завернувшись в одеяло, смотрел на огонь.

— Пусть даже мы, так сказать, и не дома, надеюсь, хоть ты чувствуешь себя здесь как дома?

Библиотекарь отрицательно покачал головой.

— Кстати, в этом месте есть еще одна странность, которая меня беспокоит.

— У-ук?

— Древесина. Меня никто не слушает, но это важно. Мы сюда много чего натаскали для костра, и все это обычная древесина. Ты заметил? Ни тебе мусора, ни дырявых башмаков. Никаких следов цивилизации. Только… самая обычная древесина.

— У-ук?

— Из чего следует, что мы довольно далеко от судоходных путей… О нет… борись с собой, борись!

Библиотекарь отчаянно морщил нос.

— Быстро! Сосредоточься… У тебя есть руки, есть ноги! Не ножки, а именно ноги!

Библиотекарь с несчастным видом кивнул. И чихнул.

— А-ук? — произнес он, обретая наконец более или менее стабильную форму.