Мария Антуанетта, наивысшее воплощение французского декаданса и разврата перед революцией, по иронии судьбы даже не была француженкой. Она родилась 2 ноября 1755 года в Вене, в сильной, но суровой семье Габсбургов. Тот факт, что она была австриячкой, гарантировал ей подозрительное отношение, неприязнь и грубое прозвище при вовсе даже не дружественном французском дворе в Версале.

В это время расширяющейся Австрийской империей мудро и безжалостно железной рукой правила императрица Мария Терезия, мать Марии Антуанетты, одна из самых сильных и несговорчивых правительниц этой эпохи. У нее было шестнадцать детей. Ей приписывают слова о том, что она сама бы пошла воевать как простой солдат, если бы не была постоянно беременна. Мария Терезия всегда говорила о своих детях – те, как и ее подданные, боялись ее так же сильно, как и любили, – как о «пешках» на шахматной доске Европы. Любимый женой и детьми ее муж, император Священной Римской империи Франциск I, был в высшей степени декоративным правителем. Никто не сомневался, что именно императрица Мария Терезия сидела на троне Габсбургов и контролировала Австро-Венгерскую империю.

Мать Марии Антуанетты не была плохой. Она была «просвещенной абсолютисткой». Это значило, что она, как и Екатерина Великая в России, провела некоторые либеральные реформы, включая всеобщее образование для ее подданных и отмену средневековой традиции крепостничества. Не поймите превратно, она не была «народной» правительницей. Мария Терезия, в отличие от ее несчастной дочери, была просто мудрой императрицей. Она заранее знала, в какую сторону подует ветер. Но Мария Терезия верила в то, что монархия абсолютна и необходима. Эту веру от нее унаследовала Мария Антуанетта.

Она была самой красивой дочерью Марии Терезии, но при этом самой невыразительной. Она не унаследовала дар своей матери к управлению. Ей не хватало не только дальновидности матери, но и ее банальной, но пугающей серьезности. Как почти забытый пятнадцатый ребенок, Мария Антуанетта не получила хорошего образования, так как предполагалось, что она будет блистать исключительно в музыке и танцах. Да и это было сомнительно. О хорошенькой Марии Антуанетте было сказано: «Она танцует не в такт, но если и так, то в этом определенно виноват такт»[79].

Мария Антуанетта была веселой и очаровательной, но никто не принимал ее всерьез. Мать вообще не обращала на нее внимания, хотя именно ее одобрения дочь добивалась всю жизнь. При таком количестве старших и более ярких братьев и сестер на Антуан, как ее называли, никто не обращал внимания до тех пор, пока одна из ее старших сестер внезапно не умерла от оспы и не освободила место на шахматной доске матери.

Австрия и Франция традиционно были врагами. В середине восемнадцатого века их объединило еще более сильное неприятие некоторых других стран во время конфликта, который стал известен как Семилетняя война. Но когда война, а вместе с ней и временный союз закончились, Австрии потребовался более надежный способ укрепления только что обретенных сердечных отношений с Францией. Например, бракосочетание. Мария Терезия не собиралась отказываться или как-то иначе ставить под вопрос выгодный брак, пусть даже невеста была всего лишь полуграмотным ребенком. Никто не принимал в расчет личные склонности дочерей или другие ограничения, поскольку «принцессы рождены для того, чтобы повиноваться»[80]. Поэтому юную, очаровательную и не имеющую жизненного опыта принцессу отправили в такое место на земле (или, во всяком случае, в Европе), где она меньше всего могла почувствовать себя как дома.

Версаль.

В апреле 1770 года четырнадцатилетнюю Марию Антуанетту собрали в дорогу и отправили во Францию, чтобы она стала женой такого же неуверенного в себе и слишком молодого Людовика XVI, внука правящего развратного короля Людовика XV и наследника престола. Мать строжайше наказала дочери понравиться королю, его внуку и всему французскому двору. Любой ценой.

На границе двух государств состоялась краткая церемония. Французский посланник, встречавший Марию Антуанетту, мгновенно освободил девушку от всего ее имущества, включая одежду, домашних любимцев, компаньонок и сентиментальные сувениры. Все заменили французскими аналогами, хотя бы символически превращая ее из австриячки во француженку[81].

К сожалению, этот неожиданный поворот событий по-настоящему не сработал.

Есть невероятная ирония в том, что Мария Антуанетта стала символом разврата, излишеств и карикатурной женственности. Когда принцесса покинула Вену, ее скорее можно было бы назвать настоящим сорванцом. На самом деле у Марии Терезии, часто писавшей дочери в Версаль и советовавшей ей одеваться во французском стиле, был любимый портрет Антуанетты, для которого та позировала перед выездом на охоту в своем лучшем охотничьем наряде. Скромный наряд и замашки сорванца подходили для Вены, где Мария Терезия утверждала, что «простота наряда более подходит для высшего ранга»[82]. В Вене сочетание власти и респектабельности было важнее гламура.

В Версале ситуация была противоположной. Люди демонстрировали свое богатство, причем в буквальном смысле слова. Судить о том, насколько важная персона перед вами, можно было по высоте его или ее прически и, разумеется, по размеру его или ее драгоценных камней. Ничего нового. Драгоценные камни всегда были символом богатства, а богатство часто использовали (вспомните Клеопатру) для доказательства силы и власти. Законы, разрешающие или запрещающие носить что-либо из одежды или украшений, будь то пурпурная тога или кольцо с бриллиантом в знак помолвки, создавались исключительно для того, чтобы визуально выделить доминирующий класс.

Но, как и во всем остальном, обитатели Версаля и в этом дошли до крайности. В каком-то смысле они перевернули эту традицию с ног на голову. Не влияние определяло доходы, а доходы и их демонстративное выставление напоказ влияли на положение в обществе.

Весь двор был вовлечен в неумеренное потребление, сплетни и «злобные интриги». Там, где не было настоящих интриг, их выдумывали. Не забывайте, что монархия и знать, как правило, невероятно скучали. Чем еще им было занять свое время? Они же не работали и, разумеется, не правили.

В каком-то смысле реалити-шоу изобрели в Версале, хотя там, разумеется, не было телевидения. Скорее, это был реалити-театр. По протоколу Мария Антуанетта каждое утро должна была одеваться в присутствии десятков чужих людей и знакомых. Трапезничала она в обществе Людовика и гостей, но сидела лицом к галерее со зрителями, которым было разрешено смотреть и слушать. В письмах домой Мария Антуанетта жаловалась на то, что ни на минуту не остается одна, даже когда наносит румяна. Это за нее делала какая-нибудь дама.