Туманно, жарко и влажно.

— На обратной стороне бумаги нарисуйте часы, которые показывают сорок пять минут четвертого.

Элис нарисовала большой круг, а внутри него цифры. Самая верхняя — двенадцать, потом единица и все остальные.

— Упс, я нарисовала слишком большой круг.

Она быстро написала:

3.45.

— Нет, не цифрами. Мне нужно, чтобы вы нарисовали обычные часы, — сказал доктор Дэвис.

— Послушайте, вы хотите узнать, умею ли я рисовать или помню ли, как распознавать время на часах? Рисование никогда не было моей сильной стороной.

Когда Анне было три года, она любила лошадей и часто просила Элис нарисовать их. Интерпретация лошади в исполнении Элис выглядела как дракон-собака в постмодернистском духе и не могла удовлетворить даже дошколенка с богатым воображением.

«Нет, мам, не это, нарисуй мне лошадь».

— На самом деле я пытаюсь выяснить и то и другое, Элис. Альцгеймер очень рано начинает воздействовать на теменную долю мозга, именно там хранится наше внутреннее представление о сверхличном пространстве. Джон, поэтому я и хочу, чтобы вы бегали вместе с Элис.

Джон кивнул. Они объединились против нее.

— Джон, ты знаешь, что я не умею рисовать.

— Элис, это часы, не лошадь.

Элис испепелила Джона взглядом, она была потрясена: он не встал на ее защиту. Она хотела, чтобы он подтвердил ее слова, а он молча смотрел ей в глаза и вертел на пальце обручальное кольцо.

— Если вы нарисуете часы, я нарисую, как стрелки показывают три сорок пять, — сказала Элис.

Доктор нарисовал на другом листе бумаги циферблат, а она — стрелки, указывающие нужное время.

— Хорошо, а теперь я хочу, чтобы вы назвали имя и адрес, которые я просил вас запомнить в начале нашей беседы.

— Джон Блэк, что-то там, Брайтон, какая-то из Западных улиц.

— Хорошо, это был номер сорок два, сорок четыре, сорок шесть или сорок восемь?

— Сорок восемь.

Доктор Дэвис сделал довольно длинную запись на листке с нарисованным циферблатом.

— Джон, пожалуйста, перестань трясти мое кресло.

— Ладно, теперь мы можем поговорить о клинических испытаниях. На данный момент они проводятся у нас и в Бригеме. Участников испытания, которому я отдал бы предпочтение в вашем случае, начинают набирать в этом месяце. Три этапа, препарат — амиликс. Предполагается, что он будет растворять бета-амилоиды и противостоять их агрегации, то есть в отличие от препаратов, которые вы принимаете в данный момент, появляется надежда, что он предотвратит дальнейшее развитие болезни. Второй этап внушает очень большие надежды. Он был толерантным, и через год у пациентов прекратился спад когнитивности и даже наблюдалось улучшение.

— Я полагаю, это испытание с контрольным плацебо? — спросил Джон.

— Да, двойной слепой метод, плацебо в одной из двух доз.

«Значит, меня могут пичкать пустыми сладкими пилюлями».

Элис подозревала, что бета-амилоидам плевать на эффект плацебо или принятие желаемого за действительное.

— Что вы думаете об ингибиторах секретазы? — поинтересовался Джон.

Этот вариант нравился Джону больше других. Секретазы — натуральные ферменты, которые снижают уровень бета-амилоидов до нормального. Из-за мутации пресенилина-1 секретазы Элис производили слишком много бета-амилоидов. Слишком — это опасно. Как сорванный водопроводный кран. Ее раковина наполнялась чересчур быстро.

— На данном этапе ингибиторы либо излишне токсичны для клинического использования, либо…

— А что насчет флуризана?

Флуризан — противовоспалительный препарат, как и адвил. Несметное количество препаратов претендует на способность снижать бета-амилоид 42. Меньше воды в раковине.

— Да, он вызывает интерес. Идут испытания, но только в Канаде и Великобритании.

— А если Элис начнет принимать флурбипрофен? Что вы об этом думаете?

— У нас пока нет данных, которые свидетельствовали бы о том, что он эффективен при лечении болезни Альцгеймера. Если Элис решит не участвовать в клинических испытаниях, я бы сказал, что он не повредит. Но если она захочет принять в них участие, флурбипорфен будет исключен, так как это не утвержденный препарат.

— Ладно, а моноклональные антитела?

— Я — за, но набор в группу уже закончен. При условии, что все пройдет хорошо, второй этап начнется не раньше весны будущего года, а мне бы хотелось, чтобы Элис начала принимать участие в исследованиях как можно быстрее.

— Вы когда-нибудь назначали своим пациентам IVIG-терапию? — спросил Джон.

Эта идея тоже ему нравилась. Извлеченные из донорской плазмы крови внутривенные иммуноглобулины уже доказали свое безопасное и благотворное воздействие при лечении первичного иммунодефицита и аутоиммунных нервно-мышечных расстройств. Это дорогостоящее лечение, и его не покроет страховка, так как оно еще не прошло испытания, но если будет результат, стоит попробовать.

— Никто из моих пациентов не проходил IVIG-терапию. Я против нее ничего не имею, но правильная дозировка нам неизвестна, и это очень приблизительный, неотработанный метод. Если и рассчитывать на эффект, то он будет очень скромный.

— Скромный нас устроит, — сказал Джон.

— Хорошо, но вы должны понимать, из чего выбираете. Если решитесь на IVIG-терапию, Элис не сможет принять участие во всех других программах, которые потенциально более эффективны.

— Зато будет гарантия, что она не попадет в группу плацебо.

— Это верно. В каждом решении есть свой риск.

— Если я решу принять участие в клинических испытаниях, мне придется отказаться от арисепта и наменды? — спросила Элис.

— Нет, вы будете их принимать.

— Заместительная терапия эстрогенами?

— Да. Есть достаточно примеров, чтобы можно было говорить о ее полезности, так что я назначил бы вам комбипэтч. Но опять же, это не проверенный препарат, и вы не сможете участвовать в исследованиях амиликса.

— Как долго будут длиться эти испытания?

— Пятнадцать месяцев.

— Как зовут вашу жену? — спросила Элис.

— Люси.

— Что бы вы выбрали для Люси, если бы она была на моем месте?

— Я бы хотел, чтобы она записалась в группу амиликс.

— Стало быть, амиликс — это то, что вы нам рекомендуете? — спросил Джон.

— Да.

— Я думаю, мы остановимся на IVIG плюс флурбипрофен и комбипэтч, — сказал Джон.