— Как видишь, не всё так просто.

Графов забирает у него баллон и начинает вести свою линию.

— Зато ты узнал правило третье: ты никто и ничто, пока не увековечишь себя граффити. Даже после обычного тега ты уже чувствуешь себя человеком.

Появляется буква «И».

— Ты знаешь, что твоё творение увидят тысячи людей. Граффити — бессмертны. Они переживут тебя. Поэтому это и затягивает, как наркотик. От этого получаешь такой кайф! Это такой адреналин!

Появляется буква «Н».

— Когда ты ночью стоишь один на один с голой стеной и с баллоном в руке на одной из центральных улиц, а рядом проезжает ментовская машина… или разрисовываешь стекло троллебуса у всех на виду — это похоже на секс. Я сегодня даже поругался со своей девчонкой. Она умоляла меня пойти с ней погулять. Я же пошёл сюда бомбить Девичью.

Появляется буква «О».

— Здесь такая энергетика! Я тут не пишу, а просто летаю! После каждого куска, забомбленного здесь, хочется зарисовать всё на свете.

Появляется буква «В».

— Всё? — спрашивает Добрыня, прочитав слово полностью.

— Всё-всё, — восторженно продолжает парень, — весь город, всю страну, весь мир.

— Я имею в виду, ты уже закончил? — спрашивает его Добрыня.

— Ага, — отвечает Графов, — осталось только тег свой поставить.

Он вынимает из кармана джинсов чёрный маркер и расписывается внутри последней буквы.

— А теперь всё стирай! — неожиданно говорит ему Добрыня.

— Как? — недоумевает граффитчик.

— Как хочешь. Хоть руками, хоть зубами.

— А ты чё, разве скин? — начинает тот понимать.

Добрыня снимает с головы рэперскую кепку.

— Ага.

Графов видит его бритую голову и тут же бросается наутёк к ближнему выходу из потерны.

— Стой! — кидается Добрыня за ним в погоню. — Ты куда?

Выбежав из потерны на поляну, Графов оказывается в окружении целой толпы бритоголовых, лица которых закрыты платками, повязанными острым концом вниз.

— Ловите его! Держите! — кричит вдогонку Добрыня.

— Смотри, да это ж Графов! — замечает с вершины дуба Эмма.

Графов, как заяц, петляет по поляне, кидаясь то в одну сторону, то в другую, но каждый раз кто-то встаёт у него на пути. Не гоняясь за ним, бритоголовые постепенно сжимают круг. Загнанный граффитчик, пытаясь прорваться между двумя парнями в камуфляже, получает подсечку и падает. Злой наваливается на него и скручивает ему руки.

— А что он сделал? — спрашивает кто-то у Добрыни.

— Что он натворил-то? — спрашивает у него Муромский.

— Сами полюбуйтесь, — кивает Добрыня на вход в арку.

Толпа во главе с Муромским заходит в потерну.

— Нифига себе! Да он просто офигел! — раздаётся оттуда.

Полюбовавшись творением Графова, Муромский подбирает с земли баллон и вместе с товарищами возвращается на поляну.

— Так это ты здесь на Девичьей всё изрисовал? — обращается он к граффитчику, которого удерживает Злой.

Графов молчит, отвернув голову. Добрыня отвечает за него:

— Мне он сказал, что это его работа.

— Ну, гад, — бросается к нему Муромский, — сейчас я тебе этот баллон в задницу засуну!

— Подожди, — останавливает его Злой и приказывает граффитчику, — снимай джинсы.

Графов не двигается.

— Снимай джинсы, я сказал! Сам снимай!

Окружённый толпой, Графов понимает, что деваться некуда, и снимает свои широкие рэперские джинсы. При этом из кармана у него вываливается чёрный маркер.

— А теперь футболку.

Графов стаскивает с себя чёрную футболку и кидает её рядом.

— Ложись на землю!

Графов не двигается. Муромский заряжает ему ногой в спину, и тот, как подкошенный, ничком падает на землю. Злой подходит ближе и начинает трясти над ним баллон.

— Мало того, что эти гады изгадили своими графитями весь город, — приговаривает он.

— Ну да, — поддакивает кто-то, — всю набережную испоганили, все дома, все подъезды.

— Это точно, — соглашается с ним другой, — они уже даже в деревнях уже все дома изрисовали.

— Скоро они уже до наших квартир доберутся! — заводится третий. — Испишут все наши спальни и ванные своими тэгами сраными.

— Снимайте с него трусы! — заключает Злой, заканчивая взбалтывать краску в баллоне.

С граффитчика снимают трусы, двое держат его за руки за ноги, и Злой приступает к работе. Нажав на кеп, он оставляет вначале на спине Графов свой автограф «здесь был Злой» и, наконец, задумавшись на секунду, проставляет дату «30.04.11.»

Затем остальные по очереди берут баллон с чёрной краской и оставляют на нём свои автографы.

После трёхминутного живописания всё тело Графова остаётся исписанным. Даже худые руки и ноги его изрисованы маркером. После чего графитчика пинают в зад и под улюлюканье выдворяют с поляны.

Злой кричит ему на прощание:

— Только смотри не стирай! Как только смоешь, мы снова тебя разрисуем. Так что милости просим на Девичью!

Находясь под дубом и улюлюкая вслед расписанному с ног до головы граффитчику, убегающему во вторую потерну, бритоголовые даже и не подозревают, что рядом над их головами скрываются среди ветвей две девичьи фигуры.

Эмма и Мара-Мария сидят на самом верху раскидистого дуба, по обе стороны от ствола, похожие издали на ворон. Неожиданно они замечают внизу проезжающий по Бастионному шляху оранжевый мусоровоз.

Свернув на поляну, машина останавливается неподалёку от дуба. Из кабины выскакивает бригадир.

— Все собрались? — спрашивает он.

— Все, — отвечает за всех Муромский.

Кожемякин поднимает голову и обводит взглядом небольшую горстку собравшихся.

— Вот, что я вам скажу, хлопцы, — обращается он к ним точно так же, как если бы Тарас Бульба обращался к своим товарищам. — Нас немного. Остались только вы да я. И вот спрашиваю я, а кому ещё, как не вам и мне, трезвым и видящим правду воевать с поганым Змеем-дурманом? И отвечаю. Больше не кому. Если не мы, то кто? — взмахивает он кулаком.

— Верно! — ответствуют ему многие из собравшихся.

— Вы видите, какой сегодня на Девичьей невиданный слёт нечистой силы. Но знайте, что сегодня последний день, когда эта нечисть торжествует. Торжествует перед тем, как уйти под землю и затаиться там, чтобы переждать летнее время. Наше солнце всё выше, а лето всё ближе. Сегодня ночью мы должны спалить всю эту нечисть на Майском костре.