– Нет у меня времени, чтобы тратить его попусту, – отрезал Октавиан. – Убийцы Цезаря зарылись в землю, и моя задача выкопать их и убить лопатой. Окажись ты на моем месте, ты поступил бы так же.

– Что ж, я на твоем месте, в смысле, в твоем доме, или, по крайней мере, в одной с тобой бане. И я совершенно в этом не уверен, – ответил Меценат, наслаждаясь теплом и почесывая спину, а потом прислонился к более прохладной стенке. Из них троих он сидел ближе всех к медному корыту, в котором кипела вода, добавляя пара, и особенно наслаждался расслаблением, которое несло с собой тепло.

– Мне нужна информация, Меценат, – отвлек его от приятных мыслей Октавиан. – Ты говоришь, у меня тысячи клиентов, готовых поддержать меня, но я не знаю, кто они. Я должен осмотреть все, что принадлежало Цезарю, связаться с его шпионами, выяснить, продолжат ли они работать и на меня. Как я понимаю, мне надо выплачивать деньги тысячам людей, поэтому мне нужна хотя бы сотня грамотных доверенных лиц, которые этим бы занялись.

Цильний усмехнулся:

– Я вижу, что рос ты не со слугами. Сам ты ничего этого не сделаешь, или у тебя не останется времени ни на что другое. В любом твоем доме есть управляющие. Поручи им эту работу. Солнце только взошло, но к полудню они сделают все, что тебе нужно, чтобы выслужиться перед новым хозяином. Дай им шанс потрудиться на тебя. Они это любят, поверь мне. У них появляется цель в жизни, а их благородные хозяева освобождаются от утомительных мелочей.

Агриппа провел рукой по влажному от пота лицу.

– Слушая тебя, всегда узнаешь много нового, Меценат, – сказал он. – Как, должно быть, любят тебя рабы, зная, в чем цель их жизни.

– Да, любят, – самодовольно ответил его знатный друг. – Для них я – поднимающееся солнце, первое имя, которое приходит им на ум, когда они просыпаются, и последнее, когда засыпают. Если Цезарь предоставит нам несколько дней для отдыха, я покажу тебе мое поместье на холмах около Мантуи. От тамошней красоты у тебя захватит дух.

– Жду с нетерпением, – Агриппа поднялся. – Но пока я уже наелся жарой. Иду в холодный бассейн и на массажный стол.

– Чуть обожди, друг мой, – остановил его Гай Октавиан, когда Меценат тоже начал подниматься. – Обожди и скажи мне, хорошо ли я все продумал. – Оба мужчины сели, и он продолжил: – Сенат наводнен Освободителями или, по крайней мере, их сторонниками. Многие удрали, но мы можем исходить из того, что Сенат будет их защищать, ради собственных интересов. Это мы уже знаем. Они никогда меня не поддержат, а Марк Антоний – мой естественный союзник, даже если он этого не понимает. Однако они отослали консула прочь, и сейчас в городе его нет, он вышел из игры. А те, кто остался, – мои враги, чуть ли не все до последнего человека.

– Веселиться тут нечему, – заметил Цильний. – Именно они принимают законы, если ты вдруг об этом забыл.

– Но они подкрепляют законы легионами, – указал Октавиан. – Легионами, которые собрал Цезарь для военной кампании. Легионами, которые или сформированы им, или принесли ему клятву верности. Как я понимаю, я могу потребовать у них выполнения этой клятвы, точно так же, как и от моих клиентов.

Меценат замер, и его мечтательное настроение как рукой сняло.

– Ты об этом говорил вчера вечером? – уточнил он. – Легионы провели последний месяц на улицах города, убивая погромщиков и устанавливая комендантский час. Они теперь служат Сенату, независимо от того, как намеревался использовать их Цезарь. Ты не можешь всерьез рассчитывать, что они поднимут мятеж вместе с тобой.

– Почему нет? – сердито ответил Октавиан Фурин. – Марка Антония в городе нет, и теперь ими командуют те самые беззубые предатели, которые объявили амнистию убийцам Цезаря. Никто за это не ответил – пока никто. Я видел их верность, Меценат. Я видел их в Галлии и в Египте. Они никогда его не забудут. И я его сын, Цезарь.

Меценат встал и открыл дверь. Огонь пылал в очаге, и два раба-мужчины тут же подошли, чтобы исполнить любое указание нового хозяина и его гостей. Но друг Октавиана отослал их взмахом руки, не желая, чтобы те подслушивали. Пар стал таким густым, что даже туманил разум, и Меценат несколько раз вдохнул более прохладного воздуха.

– Пойдем в бассейн, Цезарь, – позвал он. – Это прочистит тебе голову, прежде чем ты выберешь курс, который может привести только к распятию за предательство.

Гай Октавиан грозно зыркнул на него, но поднялся вместе с Агриппой, и втроем они пошли к глубокому, темному бассейну. Ледяная вода просто обжигала, но Меценат без колебаний спустился в бассейн, несмотря на то что по всему его телу тут же побежали мурашки. Агриппа присоединился к нему, зашипев сквозь стиснутые зубы. Последовал за ними и Октавиан, согнув колени, чтобы вода дошла до шеи. Когда он заговорил, его зубы так стучали, что друзья едва разобрали его слова.

– Ты думаешь, я должен жить на солнце, М-меценат? Как ты говорил, нужно было выбрать Александру Великому, когда перед ним лежала вся жизнь? Я н-не поверил в это тогда и не верю теперь. Я не успокоюсь, пока не умрут все Освободители. Ты это понимаешь? Я рискну и своей, и твоей жизнью тысячу раз, пока не доведу дело до конца. Жизнь – это риск! Я чувствую, как тень Цезаря наблюдает за мной, и кто еще отомстит за него? Не Марк Антоний. Это моя обязанность, и я не собираюсь тратить попусту даже один день.

От холода у него онемело тело, руки не желали слушаться, и он с трудом вылез из бассейна. Агриппа тут же последовал за ним, а Меценат задержался. Его загорелые руки и ноги резко контрастировали с белизной тела. Холод сковывал движения, но сердце билось быстро и гулко.

– Хорошо. – Знатный молодой человек протянул руку согревающимся на краю бассейна товарищам. – Вытащите меня. – Агриппа схватился за нее и помог ему вылезти из воды. – Я не бросаю друзей только потому, что они решили разъярить Сенат и легионы Рима.

Группа мужчин, оседлавших коней у городского дома Цезаря на Эсквилинском холме, оказалась куда многочисленнее четырех усталых путников, которые вошли в дом прошлым вечером. Октавиан последовал совету Мецената и назначил нескольких старших по положению рабов своими уполномоченными. И они определенно старались не подвести своего нового хозяина. Прежде всего, из других имений Юлия Цезаря привели лошадей, подготовленных для марш-бросков и сражений в бою. Десяток людей разъехались по поместьям Цезаря, включая и сад на берегу Тибра, еще не переданный городу, чтобы собрать и привезти все имеющиеся там записи и списки.

Меценат настоял, чтобы Гракх тоже сходил в баню, прежде чем сопровождать их. Волосы легионера еще не высохли, а лицо оставалось красным после парной, но, помывшись, все они чувствовали себя гораздо лучше. Казалось, все недоразумения и злоключения остались в прошлом, сошли с них, как сходит черная грязь под бронзовым стригилем[10]и маслом.