— Похоже, — повторила Делия громче, чем обычно, если такое возможно. — Мы должны убедиться, что с ней все в порядке. Уверена, ее скоро выпишут. Это простая предосторожность.

Мама так посмотрела на Делию, что мне стало интересно, о чем они спорили.

Не обращая внимания на сестру, Делия обратилась ко мне:

— Дейдре, ты с ней вчера виделась. Ничего необычного не заметила?

Вчера я была так поглощена собой, что вообще ничего вокруг не замечала. Необычно только то, что произошло со мной.

— Нет.

Мама бросила на Делию победный взгляд.

— Пойдем.

Нас с папой оставили одних. Как всегда, он был немногословен, как будто Делия и мама израсходовали все возможные слова. Наконец он потер подбородок и спросил:

— Ты встречаешься с тем парнем с флейтой?

Говорить с мамой трудно: с ней нужно следовать правилам игры, которые она сама и устанавливает. С папой проще. Я кивнула.

— Он тебе нравится?

Я не чувствовала смущения, но щеки все равно покраснели.

— Очень.

— А ты ему?

— Очень.

Отец кивнул и снял ключи от машины с крючка возле двери.

— Нужно завести машину. Выходи, когда будешь готова.

Он закрыл за собой дверь, такой же тихий, насколько шумной была Делия, а я пошла переодеться во что-нибудь, что не пахло бы так сильно влажной травой и ночными прогулками.

Я перекладывала телефон в задний карман чистой пары джинсов, как он зазвонил. Неизвестный номер.

— Алло.

— Привет.

Я сразу же узнала голос Люка и вздрогнула. От радости.

— У тебя есть телефон?

— Теперь есть. Раньше мне ни с кем не хотелось разговаривать. — Он помолчал. — Ты будешь со мной разговаривать?

— Не следовало бы… — Я вспомнила, что внизу ждет отец, и начала искать чистую пару носков. — Но буду. Ты задолжал мне объяснение за вчерашний вечер.

Молчание.

— Это телефонная версия печального лица, с которым ты говоришь, что не можешь мне ничего рассказать?

— Наверное. Я надеялся, что ты увидишь что-нибудь, что могло бы объяснить… все то… что ты прочла в моих воспоминаниях.

— Разве этому может быть объяснение?

Люк вздохнул.

— Будем считать, что я снова сделал печальное лицо.

Было много более важных вопросов, но любопытство заставило меня спросить:

— Что происходит, когда ты пытаешься мне рассказать запретное? У тебя немеет язык?

Молчание.

— Это больно. Горло словно обжигает. Я не могу предугадать, что именно почувствую, так что просто пытаюсь этого избежать.

— А если написать?

— Тоже больно. Очень.

— Понятно. Видимо, если ты попробуешь мне рассказать, кто мешает тебе говорить, мало не покажется.

— При одной мысли об этом меня пронзает боль, — сказал Люк, и по его голосу я поняла, что он улыбается. — Мы сегодня увидимся?

— Люк, бабушка в больнице. Мама и Делия только что туда поехали. Она вроде бы упала. Но…

— Она не из тех бабушек, которые падают, — закончил за меня Люк.

Я заколебалась.

— Это не могут быть…

— Могут. Хочешь, я к ней заеду? Я смогу понять.

— Она тебя ненавидит.

— Не она одна. Так что насчет встречи? Я увижу тебя снова? Ты можешь мне отказать. Этот вариант разобьет все мои мечты и надежды.

Наверное, всему виной гормоны. Иначе как объяснить мое аморальное поведение? Я видела кучу трупов, тем не менее, при мысли о свидании меня бросает в сладкую дрожь. Если он снова меня поцелует, я, скорее всего, взорвусь. Так, Дейдре, где твои мозги? Он убийца. Интересно, гору трупов можно как-то объяснить? Или я питаю напрасные надежды? Вслух я сказала:

— Тому, что я видела, может быть объяснение?

— Думаю, определенно может быть.

— И ты меня не убьешь?

Его голос стал серьезным.

— Обещаю. Я не могу обещать ничего другого, но это я тебе обещаю. Я никогда не причиню тебе вреда.

Как чудесно, должно быть, встречаться с нормальным парнем и не задавать таких вопросов. Хотя, если бы он был нормальным парнем с нормальным прошлым, были бы мои чувства к нему такими же?

Я решилась.

— Сегодня увидимся.

— Красавица, ты меня обрадовала. Я поеду к бабушке. А ты держи при себе мой секрет.

Телефон замолчал.

В кафе никого не было. Серо-голубое небо затянули облака, и желающих съесть мороженое не находилось. Я оперлась о прилавок, глядя в большие окна на сгущающиеся тучи, и играла с железным ключом, двигая его взад-вперед по цепочке. Я могла придумать тысячу мест, где мне хотелось бы очутиться.

На часы я не смотрела — они бы показали, сколько еще мне томиться в неволе. Сообщения Джеймса перечитывать тоже не хотелось. Они напомнили о том, что мне еще никто не позвонил, чтобы рассказать, как там бабушка.

— Это он тебе подарил? — вопрос Сары развеял мою скуку. Она наклонилась над прилавком, открыв слишком глубокое декольте. На ней был такой же скромный фартук, как и на мне, но почему-то казалось, что фартук — это все, что на ней есть.

— Да.

— Я видела вас в машине. Такой красавчик…

— Да.

Она снова наклонилась ко мне и с заговорщицким видом прошептала:

— Он старше тебя. Студент?

— Да.

Сара ущипнула себя за ухо и, прищурившись, посмотрела в окно, словно пытаясь разглядеть, что я там увидела.

— Я знаю, что уже говорила, но я не могу понять, как он на тебя запал. Не обижайся.

Раньше я безмолвно сносила ее подколки, но теперь молчать не собиралась.

— Ты не замечала, что парням постарше нравятся скромные девушки?

Она проследила направление моего взгляда (в ее декольте).

— Мм… Нет, не замечала. А что, правда?

— Да, — твердо ответила я, начиная верить в свою теорию. — Знаешь, парням помоложе только руки распускать. Парни постарше ищут в девушке глубину. — Я подавила улыбку и нанесла заключительный удар: — Поэтому я ни за что не стала бы встречаться с одноклассником.

Я не могла поверить, что мы болтаем, как две приятельницы. Интересно, девчонки, которые толкаются у своих шкафчиков в коридоре и шепчутся о музыке и парнях, притворяясь подружками, тоже ничего друг о друге не знают?