— Ты по-настоящему попал, — крикнул Луна вслед уходящему Аркадию.

— С вами все в порядке? — обратился Уоллс к Аркадию. — Мне жаль, что так произошло. Обычный финал типичной кубинской вечеринки. Слишком много духов в одном месте. А сейчас извините меня, мой инвестор испугался и сбежал.

Абуелита стряхнула пепел с ладоней. В середине двора стояла растерянная Хеди, она посмотрела на оторванную бретельку, грязные брючки и разрыдалась. Аркадий вернулся в дом, чтобы найти Монго и барабанщиков, но те будто испарились. А Осорио шла за ним след в след с выражением лица, на котором обозначилось понимание того, что русские идиоты размножаются с непозволительной скоростью.

Пока Осорио укладывала Эрасмо спать, Аркадий осматривался вокруг. Маленькая комната: койка, кухонный стол, стулья были наполовину подпилены. На подушке с наволочкой из золотистой африканской ткани лежали воинские медали и орденские ленты различных военных кампаний. Фотографии на стене напоминали о былой славе. Снимок из госпиталя, на котором двое мужчин в военной форме рядом с Эрасмо — один высокий смуглый человек в очках авиатора (в России он сошел бы за армянина), другой чуть постарше с густой бородой и тонкими изогнутыми бровями. Его невозможно не узнать — сам команданте. Ни у того ни у другого не было знаков отличия на погонах или фуражках. Это была армия всеобщего равенства. Кастро был горд, как родной отец. Второй посетитель, казалось, озабочен отсутствием конечностей Эрасмо.

— Кубинский генерал в Анголе, — пояснила Осорио.

На другой фотографии те же высокие гости на палубе рыболовецкого судна, на этот раз с Эрасмо в его инвалидной коляске. Фотографии демонстрировали дружелюбных, состоятельных мужчин и женщин у бассейнов, за ломберными столами, танцующих на вечеринках. Дети на бейсбольных полях, на велосипедах или пони. И, наконец, снимки всей семьи — мужчины в дорогих костюмах, женщины в бальных платьях на приемах с шампанским и на рождественских вечеринках. На одной огромной фотографии сотни похожих людей выстроились по спускающейся с двух сторон лестнице белого особняка.

— Он еще долго проспит.

— Лучше сказать, он еще долго не придет в себя.

Так же как Луна был последним человеком, с которым Аркадий хотел встретиться, квартира Приблуды была последним местом, где он хотел бы остаться в одиночестве. Но по настоянию Осорио он поднялся по ступенькам вслед за ней. Хотя ему казалось, что он достаточно хорошо смыл следы собственной крови, как только включился свет, детектив немедленно заметила разницу.

— Засохшая кровь на ковре. Что здесь произошло?

— А вы не догадываетесь? Вы же работаете с Луной и Аркосом.

— Только над этим делом, потому что в нем замешаны русские.

— Вас не удивило, что сержант набросился на меня с ножом для колки льда?

— Все, что я видела, это то, как вы припечатали его к стене.

— Он избил меня бейсбольной битой.

— Он избил вас?

— А вы ничего об этом не знаете?

— Это серьезное обвинение.

— В другом месте, может быть и так. Здесь, насколько мне подсказывает опыт, не многие инциденты влекут за собой расследование.

— По правде говоря, я все-таки спросила вашего друга Эрасмо о том, что произошло до того, как он отключился. Он сказал, что вы сообщили ему, будто упали с лестницы.

«Ну вот, — подумал Аркадий, — это неизбежное наказание за то, что говоришь не всю правду». Осорио посмотрела на пустующий стул в углу комнаты.

— Что вы сделали с Чанго?

— Что я сделал с Чанго? — переспросил Аркадий. — С куклой? Такой вопрос может прийти кому-то в голову только на Кубе. Понятия не имею. Может, Луна забрал его. Может, он ушел сам. А вы как меня нашли?

— Здесь вас не было, поэтому я пошла на звук барабанов.

— Конечно, где я еще мог оказаться?.. — Аркадий осторожно потрогал порез на голове, чтобы убедиться, что рана не разъехалась.

Офелия поставила сумку на стол в гостиной.

— Дайте я осмотрю рану. Зачем вы уничтожили следы так называемого нападения?

— Детектив, я здесь всего три дня, и я видел, как ПНР открещивается от расследования двух жестоких убийств. Я не думаю, что вы обратите внимание на мое избиение.

Она наклонила ему голову и осмотрела рану, ощупала ее со всех сторон.

— Так что говорите, вам сказал Луна?

— Сержант сказал, что не хотел бы видеть меня на улицах Гаваны, и просил не покидать квартиру.

— И все-таки вы ушли отсюда.

Он поморщился, когда она раздвинула волосы вокруг раны.

— Не слишком далеко я ушел.

— Что еще?..

— Ничего. — Аркадий не собирался раздеваться и показывать ей кровоподтеки на спине и ногах, он также не собирался отдавать ей фотографию яхт-клуба, чтобы она передала ее прямо в руки сержанта, и не хотел говорить ей, что снимок по-прежнему у него.

Осорио отпустила его голову.

— Вам нужен врач.

— Спасибо, а я и не догадываюсь об этом.

— Не пытайтесь меня обидеть. Послушайте, я всего лишь хочу сказать, что если вы уничтожили все улики, свидетельствующие о нападении, если вы действительно о чем-то повздорили с Луной, то это не говорит о том, что офицеры МВД сплошь и рядом избивают иностранцев, особенно если они прибыли из России. Напрашивается другое объяснение происходящему. И, честно сказать, принимая во внимание то, удар какой силы вы, судя во всему, получили по голове, то вряд ли вы вообще можете отвечать за свои слова.

Аркадий задумался и над тем, почему Осорио настояла на возвращении в эту квартиру, и над тем, почему она была одета, как уличная проститутка — в танкетках на платформе, шортах, с огромной плетеной сумкой.

— Детектив Осорио, зачем вы вернулись сюда, скажите откровенно?

— Затем, что я хочу, чтобы вы уехали в Москву живым.

Пока он раздумывал, что сказать в ответ, лампы в комнате потускнели, а потом и вовсе погасли. Он вышел на балкон и увидел, что все дома вдоль Малекона погрузились в темноту.

Аркадий покормил черепашку при свете зажигалки Руфо, затем прикурил сигарету и глубоко затянулся. Осорио в темноте сидела у стола.

— Перебои в электросети, — тихо сказала она.

— Я с этим знаком.

— Не думаете бросить курить?

— Это моя самая большая проблема сейчас? — Он нашел свечи в шкафчике над раковиной, зажег самую толстую из них и присел около стола рядом с детективом.

— Помимо сержанта Луны и старика снизу, вы знаете кого-нибудь, кто был сегодня вечером у сантеро?

— Никого, хотя я что-то слышал об Уоллсе.

— Каждая собака на Кубе знает Джорджа Вашингтона Уоллса.