— Значит, Луна организовал шоу для него.

— Теперь осталось устроить шоу для вас. Вам небезопасно здесь оставаться, Аркадий.

Ренко и сам не собирался здесь оставаться.

Осорио дотянулась до сумки и выложила пистолет Макарова на стол, то же оружие, которым милицию снаряжают в Москве.

— Вы бы использовали его против Луны? — спросил Аркадий.

— Он знает, что мой заряжен. У патрульных, которых вы видите на улицах, есть оружие, но нет патронов.

Он увидел, как она достала косметичку и положила рядом с пистолетом.

— А это для чего?

— Я остаюсь здесь.

— Я ценю ваш жест, детектив, но считаю, что вам следует быть в другом месте: дома, с семьей, с любимыми питомцами.

— Вас оскорбляет, что женщина защищает вас? В этом дело? Русские страдают мужским шовинизмом?

— Только не я. Но я не пойму, зачем это нужно, если вы не верите в то, что Луна поколотил меня.

— Луна не тот человек, который меня беспокоит. Доктор Блас осмотрел шприц, с которым, по вашим словам, напал Руфо. Ему не нужно было этого делать, но он сделал это — искал следы наркотиков.

— И нашел?

— Нет, только кровь и мозговую ткань Руфо, а еще следы крови другой группы, не принадлежащей Руфо.

— Может, он еще на кого-нибудь напал?

— Вы так думаете?.. А откуда Руфо взял шприц?

— Доктор Блас говорит, что из его института.

— Да, это то, что говорит доктор. Но у меня есть другой ответ. Это ведь у вас зажигалка Руфо?

— Да, похоже, это она.

— Зажгите ее.

Он щелкнул зажигалкой, язычок пламени заметался между ними. Осорио коротким и резким движением подняла рукава пальто и рубашки, обнажив руку с двумя синяками на артерии.

— Вот зачем я вернулась.

Аркадий посмотрел на руку с видом человека, обнаружившего, что его тело разукрашено татуировкой.

— Руфо, должно быть, поцарапал меня, когда мы боролись.

Она слегка провела рукой по вене.

— Это следы уколов, а не царапин. Зачем вы прилетели в Гавану?

— Меня уже спрашивали об этом, помните?

Он отпустил клапан зажигалки, но чувствовал, что она продолжает пристально его рассматривать в темноте. Он уже не понимал, почему он продолжает отвечать на ее вопросы. Их можно легко проигнорировать. Что делать, контроль над ситуацией перешел в руки детектива…

Из-за духоты они перебрались на балкон. Уличные фонари еще горели, поэтому расположившись на балконе, они могли заметить Луну заранее, если он вдруг появится с морской стороны Малекона. У Осорио явно была еще одна цель — она следила за каждым движением Аркадия, будто опасаясь, что он сделает кульбит и спрыгнет на асфальт.

Может быть, сливочного цвета топ и шорты и похожи на прикид проститутки, но они лишь подчеркивали то, как хорошо сложена Осорио. Маленькая и хрупкая, с черными вьющимися волосами, длинными ресницами она наводила на мысль о том, что заботу о его благополучии поручили ребенку. Вместо того чтобы стучаться в дверь посольства и просить убежища, он почему-то принял ее покровительство.

Он услышал звук волны, разбившейся о стену дамбы, и подумал о рыбаках, чьи лодки и камеры носило в открытом ночном море. «Касабланку» не было видно через залив, луч маяка то вспыхивал, то угасал. Осорио слегка толкнула его локтем, указывая на набережную, и он тут же узнал девушку, сидящую на стене дамбы, — одержимая Хеди в доме сантеро. Она была занята беседой с поздним прохожим европейского вида, одетым в элегантную просторную сорочку, которые обычно носят отдыхающие.

— Итальянский — это официальный язык проституток, — Офелия понизила голос.

— Да, я слышал. Это Хеди, девушка, которую я встретил у сантеро. По крайней мере, она опять на ногах.

— Это ненадолго, — сказала Офелия так, будто предлагала ему заключить пари. Временами ему казалось, что она разговаривает в манере глубоко удовлетворенного своей работой палача.

— Так что же с ней произошло? Она была одержима, и сантеро не смог ей помочь? — спросил Аркадий.

— Барабанщики были Абакуа.

— Ну и?..

— Абакуа из Конго, она была одержима духом из Конго. Сантерии не умеют общаться с духами Конго.

— Неужели? Это звучит так, будто у каждого из них есть свое ведомство.

Осорио презрительно прищурилась.

— Можно верить в Сантерию, Пало Монте, Абакуа или в католицизм. Во что угодно, или, по-вашему, это невозможно?

— Ну почему же. Вы будете удивлены тем, во что верю я: эволюция, гамма-лучи, витамины, поэзия Ахматовой, скорость света. Все это я принимаю на веру.

— А во что верил Приблуда?

Аркадий задумался, ему понравился этот вопрос.

— Он был сильным как бык и делал по сотне приседаний в день, но одновременно был убежден, что ключ к здоровью — это чеснок, черный чай и болгарский табак. Он не доверял рыжим и левшам. Ему нравились долгие путешествия на поезде и возможность ходить в пижаме днем и ночью. Он никогда не срезал грибы, в съедобности которых не был уверен на сто процентов. Он продолжал называть Ленина «Ильичем». Он говорил, что нельзя ругаться словом «черт», а то он обязательно появится. В бане он сначала мылся, а уж потом шел париться. Он говорил, что водка утоляет жажду души.

Хеди и ее новый друг скрылись из виду. Осорио положила ноги на балконную решетку, пытаясь устроиться поудобнее. Хотя какое уж тут удобство на металлических стульях. Аркадий обратил внимание на то, что подошвы ее ступней были нежно-розового цвета.

— Я знаю, что доктор Блас убежден в том, что у Приблуды был сердечный приступ, и он прав, говоря о том, что рыболовные снасти были не тронуты. Но возможно, есть и другие доказательства, помимо рыболовных снастей. Если бы вы сказали мне, что Приблуда упал во время марафонского пробега, я бы вам, возможно, поверил. Но наслаждаясь прогулкой по морю, увольте. Могу я спросить, хорошо ли вы знаете доктора Бласа? Вы можете положиться на его честность?

Она не сразу ответила.

— Блас слишком честолюбив, чтобы ошибаться. Если он говорит — сердечный приступ, значит — сердечный приступ. Если хотите, проведите исследование тела в Москве, они скажут вам то же самое.

— Но есть другие вопросы, на которые можно найти ответ только здесь.

— Расследования не будет, — отрезала Осорио.

— А по факту смерти Руфо?

— Нет.

— В отношении Луны?

— Нет.

— Хоть что-нибудь будет?

— Нет.

Ее надменная непреклонность могла бы охладить любой, даже самый горячий пыл.