Ударив со всей силы подушку кулаком я скрипнула зубами и вытерла рукавом сопли, закрыла глаза, помечтала о мучительной смерти для мерзавца, тут же его слабовольно пожалела и сама не заметила как уснула.

Утро встретило меня тишиной, такой которую невозможно услышать в постоянно живущем нон — стоп городе, солнечными лучами, играющими с воздушными пылинками, плавающими в воздухе словно золотые искры и запахом кофе. Я бодро вскочила с кровати, взвизгнула, потерла пострадавшую от ремня часть тела, еще раз взвизгнула и пошла на запах, мечтая о горячем душе. Но, представив топтание в дурацкой уличной будке, все желание улетучилось. Скоро я покроюсь коростой, завшивлю и преврачусь в бабу ягу.

За кухонным столом сидела Сонечка, за обе щеки уписывая масляный, похожий на румяное солнышшко, блин. На столе пировал Жопик, вылизывая от сметаны маленькую золоченую ложечку. Надо же, как быстро обнаглел этот кошак. Хорошо, что Антон не видит этого вертепа. Кстати, где он, интересно?

— Где балбес? — поинтересовалась я, хватая с тарелки блин.

— если ты про Тоху, то он уехал, — спокойно ответила девочка, весело болтая ногой в воздухе. — Сказал, вернется через три дня. Тебе велел передать, что ты бешеная овца.

— Умумум, — ответила я, перемалывая челюстями блин, который я обжигаясь и стоня, целиком запихнула в рот.

— Он тоже так думает, — согласилась мелкая паразитка. — Поэтому поехал один. Сказал, что с тобой его точно убьют. А в его планах пропыхтеть еще лет сорок хотя бы.

— Это очень дальновидно с его стороны, — хмыкнула я. Дурачок. Он же не знает, что я прицепила к его мобильнику маячок, который прихватила из папулиной берлоги. А еще я подсмотрела, где наш сверхумный Антошенька, прячет ключи от транспортых средств. И даже определила себе коня — мотоцикл БМВ, призывно зовущий меня хромированными изгибами. — Я бы сходила в душ.

— И что тебе мешает? — поинтересовалась малышка.

— Нежелание топтаться в уличной халабуде, — выдохнула я, делая глоток из маленькой чашечки. Поперхнулась, обрызгала белоснежный халат. Кофе был похож на разведенную в помоях грязь.

— А зачем? У Тохи в комнате есть душевая кабина и джакузи, а в подвале небольшой бассейн. Он тебе не говорил? — глаза девочки чистые, были похожи на два синих озера. И они были похожи на… И я бы даже додумала эту мысль, если бы не одурела от ярости. Значит я мылась под застоявшейся в баке, нагретой солнцем водой, когда в доме все удобства были, и этот гад просто смеялся надо мной. Ну все.

— А у меня тоже есть ванная. Но она обычная. Если хочешь, там тоже помыться можно. А потом мы с тобой…

— Потом мне нужно будет ненадолго уехать, — сказала я уверенно. Соня замолчала, посмотрела удивленно. Расстроилась видно. Мне вот честно не хотелось оставлять малышку одну, но что — то мне подсказывало, что я буду очень нужна Антону. Какое — то шестое чувство, если хотите. Ну да, у меня и такое есть. Ну и еще пара дел у меня есть, которые не терпят отлагательств. Достала из кармана халата мобильник, включила ДжиПиЭс навигацию и присвистнула. Погодский находился там, где быть бы ему не следовало. Красный огонек на карте показывал, что он там, откуда началось наше приключение.

— Пожалуй, душ я приму потом, — задумчиво пробубнила я и ломанулась в комнату Синоптика, надеясь разжиться удобной для мотопроменада одежкой. — Соня, мне нужна информация. Ты можешь мне ее нарыть?

— Я гений в этом деле, — абсолютно серьено ответила девочка.

Мотоциклы — это болезнь. Это огненная страсть. Затмевающая радость. Ни один, даже самый крутой автомобиль, не сравнится с ощущением свободы, которое ты получаешь от гонки по трассе на хромированном, рычащим под тобой скакуне.

Я восторженно уставилась на байк, который казалось манил меня, подрагивающими своими боками.

— Ты же не на нем ехать собираешься? — испуганно пискнула Соня. — Даже Тоха его не часто выгуливает.

— Я ему скажу, что он слабак, — хмыкнула я, седлая байк. Одежда из жесткой кожи, найденная в шкафу Синоптика оказалась мне велика, и потому выглядела я сейчас, как всем известный Филлипок. Штаны пришлось обрезать. Я нещадно обкарнала ножницами брючата, стоимостью в эту деревню, подогнав под свой рост. Сонечка захохотала в голос, увидев фигуру, выползшую в гараж. По росту теперь шкары мне подошли, зато на заднице они болтались колоколом, затянутые ремнем на моей талии. Косуха с закатанными рукавами, тоже смотрелась как зипун на шпале.

На трассу я вырулила только спустя полчаса. Отдала последние указания малышке, пообещала вернуться к утру, натянула шлем и… По проселочной дороге мотик скользил, как по соплям. Я даже начала понимать Погодского, который предпочитал коню машину. Несколько раз я едва не свалилась в жидкую грязь, рискуя остаться без облаченной в крутой шлем, украшенный золотистым черепом, башки. Бабка, встретившаяся мне на пути, перекрестилась, при виде меня, и ломанулась через дорогу, грохоча пустыми велрами. Да твою ж мать. Откуда она взялась только. Пути теперь не будет. Я хоть и не верю в преметы, все же сплюнула через плечо, совсем забыв об чертовом шлеме. Вспомнила только когда моя слюна шлепком свалилась мне на плечо. За всеми этими идиотскими волнениями, едва не сшибла черного кошака, вальяжно пересекающего однопутку. Да они что, все решили надо мной сегодня поиздеваться? Короче, на трассу я выехала в диком бешенстве.

Байк был великолепен, послушени совершенно ошеломителен. Я забыла обо всем на свете, и сама не заметила, как оказалась в своем родном районе. Жалко бросать такого коняшку в подворотне, тем более в квартале, где мне повезло вырасти, но если я явлюсь в бабулин двор с треском и грохотом, вряд ли это будет дальновидно. Синоптик не оценит, что его лягушонка в коробчонке выследила его, как щенка. Сюрприз будет, короче. В берлогу отца я решила не заезжать. Странно, кстати, что Антон так долго трется в бабушкиной квартере. Если его конечно не…

От этого осознания у меня сжалось горло. Боже, нет. Я уже успела привыкнуть к этому балбесу. И что станется с Соней, если его убили? Да нет, такие как он в огне не горят и в воде не тонут. Конечно он жив. И я еще не получила ответов на вопросы. Пусть только попробует умереть, я его душу достану из ада, клянусь.

В памяти почему то вплыли каменные губы этого мерзавца, и то, как он сидел на мне верхом вчера. В низу живота заныло. "Это от страха" — решила я, входя в темный подъезд.

Я молнией взлетела по ступеням, толкнула перетянутую желтой лентой дверь родной квартиры, и затаив дыхание, скользнула внутрь.

Тишина. Такая звенящая, что у меня заложило уши. Он лежал на полу, голова под столом. Я зажала рот руками и упала на колени перед поверженным балбесом. То, что это Погодский, я не сомневалась. Эти кроссовки я бы узнала из тысячи таких же.

— Сволочь, как ты мог меня бросить? Ты мне нужен, гад. Очень нужен, — зарыдала я, бухнувшись лбом в, слишком мягкие, неестественно вывернутые конечности убиенного Синоптика.

Странно, что я сразу не заметила, что колени и покойничка не монтируются с пятками на идиотских кроссовках. У страха глаза велики, а у того ужаса, что я испытала они уже вывалились из орбит и раскатились по бабулиной кухне. Дернула на себя ноги, и взвыла теперь уже от злости. Надо же, не поленился гад сделать чучело. Я зашарила по карманам джинс, нашла телефон и клочок бумаги. Прочитала цидульку, исходя ядом. Телефон в мей руке вдруг вздрогнул и завибрировал. Боже. Я дура. Он же сразу отследил меня по этому идиотскому аппарату.