Вдали показались стены Никеи: старые, еще римской постройки, с многочисленными заплатами разных веков, прикрывавшими нанесённые врагами раны. Никея — сколько воспоминаний вызывало это имя! Первый Вселенский собор, созванный благочестивейшим императором Константином против злочестивого Ария! И последний, перенесённый сюда достохвальной императрицей Ириной, после того как разъярённые солдаты городских полков разогнали собрание в константинопольском храме Святых Апостолов! А ведь совсем недавно это было, каких-то двадцать восемь лет назад… Может, живы ещё в Никеи его участники — вот бы послушать их рассказы об этом великом событии! И, казалось бы, побеждён уже враг, ан нет — снова бушует лютое пламя иконожёгцев!

С такими мыслями входил Епифаний под величественную арку Константинопольских ворот — ещё чуть-чуть, и усталые монахи найдут себе пристанище — кто знает, может быть, и на всю оставшуюся жизнь. Но вместо этого они наткнулись на странную процессию, которую можно было бы назвать траурной, если бы не отсутствие покойника: вместо него, закованного в цепи и под охраной императорских гвардейцев, из города вывозили епископа. Следом в разодранных ризах, с коих явно были сорваны вышитые священные изображения, шли пресвитеры и прочие клирики, но шли они свободно, никем не понуждаемые, только снующая чернь бросала в них и в Петра комья грязи, а кое-кто и камни. Епифаний оставил Иакову свою суму и кинулся было к повозке с воплем: «О мой господин!» — но один из гвардейцев мощным ударом кулака сбил его с ног, а из толпы в него полетел обломок черепицы. Кто-то из клириков тут же прикрыл собой Епифания и шепнул ему:

— Поберегись, брат. Я Маркеллин, пресвитер Софийского собора…

На помощь Епифанию бросился Иаков, и вместе с Маркеллином они оттащили монаха от беснующейся толпы. Маркеллин продолжил:

— Наш новый стратиг, прислали его недавно из Константинополя, это он по приказу нечестивого Льва заковал нашего епископа, когда низложили Никифора. А сейчас, сам видишь, увозят неизвестно куда… А ты откуда будешь?

— Из Студия, брат Маркеллин. Игумена нашего, Феодора, тоже выслали, а мы, недостойные чада его, бежим… Не смогли отстоять отца нашего! — И Епифаний разрыдался.

— Господь не оставит нас. Ибо воскрес Он, Христос Бог наш!

— Воистину воскрес! — ответил ему Епифаний.

Маркеллин проводил студийских гостей до самого центра города, к Великой церкви — Святой Софии, прославленной последним Вселенским собором, который осудил иконоборческую ересь. Никейская София живо напомнила Епифанию Софию Константинопольскую, но, увы, места для библиотеки здесь уже не хватило, а митрополичий скрипторий и книгохранилище при нём размещались в другом месте — в Успенской церкви, и именно туда Епифаний попросил определить его на время, пока в Никею не будет прислан митрополит-иконоборец, и тогда снова придётся бежать.

— А брат наш Иаков, — нахваливал Епифаний своего помощника, — научит ваших писцов новому и очень удобному почерку, мелкому и связному. Так они смогут у вас гораздо быстрей переписывать книги, да и пергамена будет уходить гораздо меньше, чем сейчас. Сам же я хотел бы послушать ваших учёных мужей, которые что-нибудь знают (если, конечно, знают) о пребывании в этом городе святого апостола Андрея. Читал я в одной книге… она осталась в Константинополе, очень древняя, но сомнительная книга… читал я, кажется, там, — и Епифаний с добродушным укором глянул на Иакова, — читал, что апостол Андрей по пути на север заглядывал и в Никею.

— Ещё как заглядывал, — подтвердил Маркеллин. — И много чудес сотворил! Был у нас как-то проездом один священник из Никомидии… я уж и забыл, как его звать… так вот, он тоже очень интересовался апостолом Андреем. Кажется, житие его писал.

Епифаний похолодел: «Житие? Так я, значит, не первый, кто взялся за это дело? Лживые апокрифы, конечно, тут не в счёт… Да и библиотекарь Фома рассказывал, что свиток «Деяний Андрея» читал до меня какой-то священник, вот только не из Никомидии, а из Никеи…»

— А точно это был не ваш, никейский, клирик? — спросил Епифаний Маркеллина.

— Наших я всех знаю. Тот говорил, что из Никомидии.

— И он расспрашивал здесь кого-то об апостоле?

— Да, я ему и сам кое-что рассказал. Могу и тебе повторить, брат Епифаний. Откуда к нам тогда прибыл апостол Андрей и куда пошёл после, я не знаю. Никомидийский гость уверял меня, что прямиком из Синопы, а потом отправился как раз к ним в Никомидию.

— А разве не наоборот?

— Ты уж сам решай, как правильно, а я расскажу, что знаю точно. Так вот, святой апостол Христов, всехвальный и блаженный Андрей Первозванный, брат первоверховного Петра-апостола, прибыл к нам в Никею, а здесь было семь бесов, что жили среди гробниц, расположенных вдоль дороги. Я думаю, это Константинопольская дорога, по ней вы сегодня вошли в город и стали свидетелем нашего несчастия… А ведь тогда, при апостоле Андрее, было то же самое, только не разъярённая толпа, а злые бесы бросали камнями в проходивших мимо людей и уже многих убили до смерти. Когда же прибыл блаженный апостол, весь город вышел ему навстречу с оливковыми ветвями и провозглашал такие славословия: «Наше спасение в руках твоих, человек Божий». И после того как изложили они всё по порядку, ответил им блаженный апостол: «Если уверуете вы в Господа Иисуса Христа, Сына Всемогущего Бога — вместе со Святым Духом Единого Бога, то освободитесь с Его помощью от бесовской этой напасти». И воскликнули они: «Что бы ты ни проповедовал, мы поверим и послушаемся твоего приказа, только бы избавиться нам от такого наваждения». И он, благодаря Бога за их веру, приказал самим бесам предстать перед лицом всего народа — и те явились в образе собак. А блаженный апостол, обратившись к народу, сказал: «Вот бесы, враги ваши. Но если вы верите, что я в силах повелеть им во имя Иисуса Христа покинуть вас, то исповедуйте это предо мною». И воскликнули они: «Веруем, что Иисус Христос, Которого ты проповедуешь, есть Сын Божий!» И тогда приказал блаженный Андрей бесам: «Убирайтесь же в места безводные и бесплодные, не убивая и не подходя ни к кому из людей везде, где бы ни призывалось имя Господне, пока не получите заслуженное вами наказание в вечном огне». Сказал он это — и бесы с диким рёвом исчезли с глаз присутствующих, и так наш город был освобождён. А блаженный апостол крестил всех горожан и поставил им епископом Каллиста, мужа мудрого и беспорочно хранившего всё, что принял от учителя. Вот как оно было, если рассказывать вкратце. Впрочем, о том, что происходило в Никее при апостоле Андрее, я знаю немного. Лучше бы ты расспросил старого Фалалея, диакона Успенской церкви, где тебе и служить.

Великолепная церковь Успения Пресвятой Богородицы, украшенная мозаиками, не уступавшими лучшим из тех, что сияли в Софии Константинопольской, отстояла от кафедрального собора Никеи на несколько кварталов к юго-востоку. Настоятель Михаил и почти вся братия ещё не вернулись с Константинопольской дороги, по которой увозили епископа Петра. Зато при храме оставался диакон Фалалей, который по немощи своей не смог проводить своего отца и господина. Он недоверчиво принял студитов у себя в домике, маленькой пристройке к митрополичьей библиотеке.