В окрестностях становища шаманов не было, как утверждали местные. И мы никак не могли допытаться, где они, собственно, есть. Не смогли мы узнать, где у них находятся капища, потому что туземцы лишь смеялись в ответ на наши вопросы. Ведь они считались православными, и в чумах у них на шестах висели иконки — как дополнительные домашние боги. Все они были крещёные (или большинство из них), обряд проводили в Дудинке или Обдорске.

Остров их было совершенно плоским, поросшим ивняком, травой и мхом и довольно болотистым, хотя тут и было посуше, чем на Носоновском острове, куда мы тоже ездили.

На торговой площадке на другой стороне острова было много русских, и мужчин и женщин, и торговля шла очень бойко, судя по многочисленным бочкам на берегу.

В землянках жили несколько долган. Востротин сказал, что их называют «аристократами тундры». Они больше следят за своей внешностью, чем самоеды и юраки, любят всякие украшения и вышитую одежду. Мы убедились в этом, наблюдая за одной крепкой девицей, которая всё время смеялась безо всякой на то причины. Одета она была в красивую кофту со сложной вышивкой.

Долганы очень похожи на якутов. Они кочевники, живут в тундре и занимаются оленеводством. Это выходцы из восточной части Сибири, из бассейна реки Лены. Дети долган очень симпатичные и милые, здоровые и пухленькие, однако мне показались похожими на метисов. Мужчин-долган мы не увидели — они уехали на рыбную ловлю.

Зато мы увидели тунгуску, которая была замужем за русским и пришла на берег со своими прехорошенькими дочками. Таким образом, компания была очень разношёрстной, но все были радостными, довольными и очень общительными.

Поодаль были привязаны длинноногие сильные ездовые собаки — наверное, на них приехал кто-то из рыбаков. На собаках ездят вверх и вниз по реке зимой, а иногда и летом, когда собаки на верёвке тащат лодку вдоль берега. Привязанные собаки были намного крупнее и сильнее собак самоедов-оленеводов, которые не только используются в качестве ездовых животных, но и охраняют стада.

Когда мы уже подплывали к «Корректу», Кристенсен вдруг обратил внимание, что на салинге подняли флаг. Что бы это значило? Однако вскоре один из наших гребцов-самоедов что-то крикнул и стал указывать на юг, где мы различили мачты какой-то шхуны.

Вскоре мы поднялись на борт, а шхуна уже почти подошла к нашему судну. Мы рассмотрели в бинокль, что это небольшой двухмачтовик — по-видимому, моторный. Тогда на «Корректе» поняли, что это может быть только «Омуль» — судно, принадлежащее государству, занимающееся разведкой рыбы в Енисее. Вот только зачем оно пришло сюда? Курс шхуна держала прямо на наш пароход. Мы знали, что инженер Вурцель заказал этот двухмачтовик к прибытию «Корректа» в устье Енисея, когда собирался отправиться вместе с нами в путешествие. Быть может, он забыл отменить своё распоряжение, когда сам был вынужден отказаться от участия в экспедиции?

«Омуль» прошёл мимо нас, поприветствовав поднятием флага, и встал на якорь между нашим пароходом и берегом.

К «Корректу» на ялике направился капитан. Это был кругленький и добродушный человечек в круглой шапке из тюленьего меха. Он сам очень напоминал забавного тюленёнка. «Омуль» действительно прибыл по наши души, был заказан Вурцелем, вот только капитан не знал, кому из нас предстоит стать его пассажирами. Это должны были решить мы сами.

Итак, мы могли немедленно отправиться на юг. Это было совершенно неожиданно, потому что мы рассчитывали проторчать тут ещё не меньше недели, пока не закончится погрузка-разгрузка, и лишь после этого можно было отправляться вверх по реке с буксиром и баржами. Я уже и не надеялся вовремя прибыть в Красноярск на встречу с Вурцелем, потому что вряд ли можно было рассчитывать прибыть на буксире в Енисейск раньше конца сентября.

Кают на «Омуле» было мало: только один маленький проходной салон с двумя диванчиками да спальное помещение с тремя койками. Но этого для нас, троих пассажиров, было достаточно, правда мы заняли место капитана и его помощника, которые располагались тут ранее. Салон же был таким крошечным, что, когда кто-то спускался с палубы и хотел пройти в каюту, сидевшие на диванчиках должны были встать, чтобы его пропустить. Стол же при этом приходилось складывать, да и то круглое брюшко капитана с трудом умещалось между столешницей и диванчиком.

О собственном пропитании на «Омуле» предстояло подумать самим пассажирам, а для приготовления еды был один примус, но жаловаться нам было грех — ведь к нашим услугам был отличный повар и добрый малый по имени Алексей. Капитан Самуэльсен же был столь любезен, что распорядился снабдить нас таким количеством еды, что нам хватило до самого Енисейска с избытком, так что и эта проблема решилась сама собой. Свежую рыбу и красную икру мы покупали во время стоянок на берегу, а свежий хлеб напекли на «Корректе» в ночь перед отправлением «Омуля», так что нам его хватило на всю первую половину путешествия вверх по Енисею.

Мы решили отправиться уже на следующее утро и принялись за сборы, не забыв написать пару строк домой в Норвегию.

Среда, 3 сентября.

Рано утром прибыл большой пароход «Орёл» с баржами на буксире. Они шли на север к Гольчихе. Это был роскошный колёсный пароход, принадлежавший ранее Востротину и его компании. Он купил его в Глазго, откуда тот ходил в рейс по Клидену. В те времена он назывался «Гленмор», а скорость его достигала 14 узлов в час. Но сейчас скорость значительно поуменьшилась. В качестве топлива для машины использовались по большей части дрова.

Капитан прибыл к нам на борт поздороваться. Этот отличный моряк был финном. С ним приехали двое студентов в белой форме, очень похожей на военную. Один из них оказался племянником Востротина — сыном его сестры. Вскоре на корабль поднялся ещё один студент — второй племянник Востротина. Он был уже почти готовым адвокатом, но летом исполнял обязанности помощника капитана и отвечал за коммерческую часть предприятия.

Он рассказал, что они только что поймали у себя на корабле двоих воров, которые обыгрывали пассажиров, — и таким образом заработали себе на билет. Однако вскоре у пассажиров стали пропадать деньги прямо из карманов. Когда воров поймали, их передали в руки жандарма и полицейского, которые засадили преступников в трюме одной из барж под замок. Это было очень печально для воришек, потому что у них были другие планы: основную добычу они собирались «взять» в обратном рейсе вверх по Енисею, на котором домой возвращались с приличной выручкой рыболовы, любящие на радостях пропустить рюмочку-другую.

Уже перед самым нашим отплытием, но тоже утром, пришёл ещё один пароход — «Енисейск», на котором прибыл жандармский офицер с подчинёнными, полицейский из Туруханска, а на «Орле» прибыл агент сыскной полиции. И я думаю, что все эти должностные лица прибыли в такую даль по нашу душу — из-за «Корректа».

Итак, за нами теперь присматривали: таможенный офицер, два его солдата, жандармский офицер, двое полицейских и, кажется, агент сыскной полиции. Итого восемь или девять человек. А если прибавить к этой команде ещё и капитанов «Туруханска» и каждой из барж, то получалось и вовсе двенадцать или тринадцать человек. Если учесть, что на погрузочных работах было занято всего восемь рабочих, то нельзя было не подивиться такому удивительному распределению профессий. Правда, с «Енисейском» приехали на «Коррект» ещё восемь рабочих, так что работа должна была пойти быстрее.