Лайл как человек, давно привыкший к этому пейзажу, просто впитывала воздух, тени, свет, аромат нагретых солнцем растений.

На несколько минут Лайл задремала, а проснувшись, увидела рядом с собой Дейла. Он стоял, заслоняя солнце, глядя на жену. Она подумала, что проснулась, когда его тень легла на нее. Когда он чуть сдвинулся с места, косые лучи, пробивающиеся сквозь ветви колючего дерева, снова согрели ее руки и грудь.

Дейл не сел рядом с ней, он просто продолжал стоять, слегка нахмурясь и глядя на Лайл, как будто хотел сказать что-то, но не решил, как начать.

Еще не до конца проснувшись, Лайл пробормотала:

— Что такое, Дейл?

А затем мирное сонное оцепенение мгновенно соскользнуло с нее, и она вернулась к прежнему состоянию напряжения и испуга. Дейл произнес:

— Мне нужно поговорить с тобой. Дело может обернуться плохо. Ты должна помочь.

Лайл посмотрела на него. Взгляд ее расширившихся глаз был кроток, щеки слегка порозовели.

— О чем ты?

Дейл заговорил. Терзавшее его нервное раздражение заставило его слова звучать грубее, чем ему хотелось.

— Ради бога, Лайл, проснись и не будь ребенком! Я думаю, ты не больше моего хочешь, чтобы об этой истории поползли слухи. Где, черт возьми, ты была весь день? Я хотел поймать тебя перед тем, как ты встретишься с Марчем. Что он тебе сказал? Что ты ему сказала?

Лайл задумалась, прежде чем ответить. Это разозлило Дейла. О чем тут думать? Гнев его начал прорываться наружу:

— Что ты ему сказала?

Даже резкий окрик не заставил ее поторопиться с ответом: Лайл пыталась заставить свой голос звучать ровно, но это у нее не очень-то получилось.

— Инспектор просто хотел узнать, что Сисси сказала мне и была ли она из тех девушек, что способны совершить самоубийство. Я ответила, что, по-моему, она была не из таких.

— Это все?

— Думаю, да.

— А что заставляет тебя думать, что Сисси не могла бы совершить самоубийство? — Его голос звучал грубо и зло. — Я-то считал, что она как раз такое бесхребетное создание…

Лайл перебила его:

— О нет, она была совсем не такая.

— Ты говоришь очень уверенно.

— Да, потому что она очень обрадовалась тому жакету, что я подарила ей. Вот что я сказала инспектору, и я Думаю, он меня вполне понял. Если девушка не настолько несчастна, чтобы не обрадоваться обновке, значит, ее горе не настолько сильно, чтобы заставить ее броситься с Утеса.

Лицо Дейла внезапно изменилось. Резким, порывистым движением он бросился на скамейку рядом с ней и схватил ее за руки:

— Этот чертов жакет! Почему ты отдала ей его? Он до сих пор стоит у меня перед глазами — весь в крови и грязи! Твой жакет! Ужасно!

— Дейл!

Он прижал ее руки к своим губам, потом к щеке, склонился над ними, покрывая поцелуями.

— Дейл!

— Черт возьми! Я не могу отделаться от этой мысли — а что, если бы это была ты!

— Каким образом это могла оказаться я? — еле слышно проговорила Лайл.

Дейл опустил ее руки ей на колени и обнял жену за плечи.

— Такие шутки играет с нами воображение. С тобой такого не бывает? Почему-то меня это страшно потрясло. Лучше бы ты не отдавала ей жакет. Мне не нравится, когда чужие люди носят твои вещи.

Лайл чуть не рассмеялась.

— Почему? Что еще мне делать с вещами?

— Сжигать.

— Дейл, это расточительно! Я не могла так поступить.

— Ладно, забудь об этом. Ты собираешься мне помочь?

Лайл охватило слабое беспокойство. Она ответила:

— Конечно. Что я должна сделать?

Ей захотелось, чтобы Дейл убрал руки с ее плеч, но он продолжал крепко обнимать Лайл.

— Вот что. Ты знаешь, что Алисия возила меня на аэродром?

— Да.

— Сначала мы просто покатались. Для ночного полета было слишком рано, поэтому мы ненадолго поднялись на мыс. В детстве мы часто устраивали там пикники. Лэл захотелось посмотреть на закат, поэтому мы отправились туда. Сисси мы не видели, зато видели Пелла, уехавшего в страшной спешке. Самое плохое, что Лэл и мне пришлось признаться в этом следователю. И если Пелла обвинят в убийстве, нам придется рассказать об этом в суде. До аэродрома мы добрались только к одиннадцати. До этого все время, которое мы провели вместе, будут разглядывать под микроскопом. Это самое плохое, что могло случиться, — ты можешь себе представить, что будут говорить люди и только ты можешь заставить замолчать злые языки. Ты должна всюду появляться с Алисией, делая вид, что вы — лучшие подруги. А мы с тобой должны изображать влюбленную пару в разгар медового месяца. Если люди видят, в каких хороших отношениях ты со мной и с Лэл, им будет нечего сказать.

Лайл отодвинулась в угол скамейки. Его рука упала на дубовую спинку. Не глядя на мужа, она произнесла:

— Алисия — моя подруга?

Дейл выпрямился, ударив кулаком по сиденью.

— Что ты хочешь сказать? Она — моя кузина и твоя кузина.

У Лайл вырвалось:

— Ты в нее влюблен?

— Ты с ума сошла?

— Нет. Я видела вас вчера в кабинете.

Темный румянец вспыхнул на щеках Дейла. На мгновение на его лице появилось такое ошеломленное и беспомощное выражение, что сердце ее пронзила боль.

— О чем ты говоришь?

Лайл забилась в угол, как можно дальше от мужа.

— Ты любишь ее?

— Я не знаю, что ты там увидела и подумала.

Она ответила очень спокойно и мягко:

— Я видела, как вы целовались. Алисия обнимала тебя за шею. Это случилось после того, как ушла мисс Коул. Я искала тебя, чтобы рассказать об этом разговоре. Она хотела… Нет, это не имеет значения.

— Ничто не имеет значения, — сказал Дейл изменившимся голосом, снова поймав ее руки. — Дорогая, мне очень жаль, правда. Я бы ни за что на свете не хотел причинить тебе боль. Мы с Лэл даже и не думали заводить роман, даю тебе слово. Просто мы друг друга очень любим, а она… Ну, она импульсивна. Она упрашивала меня взять ее с собой, когда я полечу в следующий раз, а я отказывался — и вдруг сдался. Алисия так обрадовалась, что бросилась мне на шею. И конечно же, ты должна была появиться в тот самый момент! Прости меня, дорогая! Давай помиримся.

В его глазах вспыхнула улыбка, он привлек жену к себе.

Где-то в глубине ее души раздался тихий шепот, холодный, как внезапный порыв ветра: «Это неправда. Это был не такой поцелуй. Это неправда». Но почему это не может быть правдой? Почему нельзя поверить его словам, улыбке в его глазах и снова стать счастливой? Лайл охватило острое, как голод, желание выплакать в его объятиях все свои страхи, сомнения и горести. Но Лайл справилась с собой Она не должна этого делать, хотя действительно смертельно устала и испугана. Если ей удавалось выносить все это она сможет терпеть и дальше. Если впереди ее ждут новые беды, она вынесет и их, но с открытыми глазами, а не отравленная и загипнотизированная ложным счастьем. В памяти Лайл всплыла и зазвучала строчка: «Я не хочу, чтоб смерть завязала мне глаза, и держала меня, и кралась позади». Она подняла голову и мягко сказала: