же, патрульные крейсера со всех сторон, это же надо было так влипнуть! Какое-то время корсар надеялся, что сумеет выпутаться из переделки, в конце концов, он же ничего плохого мальчишке не сделал и вообще, понятия не имел, чей это сын. Чёрный Джек не спорил, слушал внимательно, временами кивал, выпуская из короткой глиняной трубки едкие клубы дыма и так же равнодушно, в очередной раз выпустив кольцо дыма приказал вернуть капитана пиратов на его корабль. Корсар осторожно выдохнул, только вот радость его оказалась преждевременной. Его действительно вернули на корабль, но отнюдь не для того, чтобы отпустить на все четыре стороны, а чтобы повесить на самой высокой мачте на виду у всех членов экипажа. Дабы все, присутствующие на казни, поняли и друзьям-знакомым поведали, что трогать семью Чёрного Джека чревато последствиями и вообще смертельно опасно.

Дейв не знал, что отец уже узнал обо всех перипетиях в жизни сына и разыскивает его с неумолимым упорством поднятого мертвеца, коий не может обрести покой, пока не выполнит приказ. Угодив к колдуну, Дейв вообще потерял какую-либо связь с внешним миром. Чародей вознамерился во что бы то ни стало отобрать у мальчишки магию, но в отличие от драгоценностей и даже жизни силой этого сделать невозможно. Маг должен отдать магию по собственной воле, только так сила переходила полностью, до последней искры и служила своему новому владельцу как родному, не пакостя ему и не навлекая всевозможные беды и проклятия. И колдун, который во имя грандиозной идеи создания уникального чародея, коему подвластны абсолютно все виды магии, не пожалел даже собственное дитя, был уверен, что сумеет сломать Дейва. В конце концов, что ему какой-то мальчишка, когда в его руках были колдуны и старше, и опытнее, которые пусть и не сразу, но всё же ломались, передавали свои магические способности, лишь бы обрести даже не свободу, а смерть. Это ничего, даже хорошо, что юнец строптивый, значит, у него настоящий дар, а не какие-то там слабенькие способности. Чародей довольно улыбнулся, потёр ладони, предвкушая, как новый поток магии хлынет в его потомка, напитает его новой силой, подарит новые уникальные способности. Конечно, было бы гораздо лучше самому впитывать магию, но, увы, для взрослого такие эксперименты губительны. Только ребёнок, в чьих жилах ещё не пробудилась собственная магия, может стать амулетом, впитывающим чужие силы. Маг раздосадовано прищёлкнул языком, брезгливо глядя на своего чахлого ребёнка, которому отцовские эксперименты приносили едва ли не столько же мук, как и тем, у кого забирали магию. И почему боги так посмеялись над ним, наградив, да какое там, наказав столь презренным отпрыском? Это тощее, в синеватых прожилках вен, с чахлой обесцвеченной от магии порослью на голове существо не достойно звания потомка великого чародея. И, тем не менее, других отпрысков не было, а значит, придётся работать с тем, что есть. Отец нетерпеливым жестом поманил ребёнка за собой и направился в подвал, где прикованный к стене стоял Дейв. Вот уже третий день проклятый мальчишка, сцепив зубы и не проронив ни слова, терпел голод, холод и всё более жестокие пытки, но так и не соглашался отдать магию. Терзать его сильнее было опасно, юнец мог погибнуть, а вместе с его жизнью без следа исчезла бы и магия.

— Ну, что? — прогудел колдун, сверху — вниз глядя на упрямого мальчишку. — Надеюсь, сегодня ты будешь благоразумнее?

Дейв лишь крепче сжал губы, даже не повернувшись к колдуну. Магия Дознания, дар редкий, встречающийся у одного чародея из ста, тёплым комочком свернулась в груди, согревая изрядно озябшее в сыром и холодном подвале тело. Отдать её свихнувшемуся злодею? Да ни за что!

— Жаль, — коротко уронил колдун, поворачивая тугой рычаг.

Отчаянный крик взлетел к низкому потолку, ударился о него, рассыпался, раздробился и заметался по подвалу, не в силах найти выхода. Дейв выгнулся дугой, захрипел и бессильно обвис. Чародей раздражённо щёлкнул пальцами, прячущийся в тени неупокойник (один из бывших пленников) шаркая ногами приволок ведро воды и по кивку хозяина выплеснул его на мальчишку. Дейв вяло зашевелился и тут же снова застонал, закричал, задёргался, когда рой злых гнилостно-зелёных молний хлестнули его мокрое тело.

— Хозяин, — пробубнил неупокойник, равнодушно глядя на страдания мальчишки, — если вы продолжите жечь его молниями, его жизненные силы закончатся через три четверти лучины.

Колдун ещё раз хлестнул пленника молниями и раздражённо сплюнул на потерявшего сознание мальчишку. Вот же упрямый щенок, никакого сладу с ним нет! Чародей резко повернулся к своему трясущемуся от холода и страха отпрыску, приказал тоном, не терпящим возражений:

— Три, нет, два дня корми и лечи этого паршивца, стань ему другом, пусть он привяжется к тебе. Думаю, во имя спасения друга он не откажется отдать магию.

К холодной злобе чародея его хитроумный план потерпел сокрушительное поражение. Отпрыск, до судорог боящийся папашу и не смевший даже глаз от земли поднять в его присутствии, послушно кормил пленника и как мог проявлял заботу и участие, но Дейв не спешил довериться этому бледному существу, одетому так, что и не поймёшь, мальчик перед тобой или девочка. Да и как можно доверять тому, кто несколько дней равнодушно смотрел на пытки, а потом вдруг стал проявлять заботу? Доверие, оно не насморк, от мимолётного сквозняка не появляется. Впрочем, два дня относительно спокойной и сытой жизни Дейва колдун провёл отнюдь не в праздности, он мастерил хитроумный прибор, который смог бы вырвать магию силой. Да, не самый лучший вариант, но уж лучше так, чем бессильно скрипеть зубами, глядя на несгибаемо-упрямого мальчишку.

Когда чародей снова вошёл в подвал, Дейв понял, что его спокойной, да и вообще жизни, пришёл конец. В этот раз маг был настроен весьма серьёзно и готов был зубами выгрызать желанную, но всё ещё недоступную магию. Юноша глубоко вздохнул, мысленно прощаясь со своими родными и готовясь оберегать свою магию до последней искры жизни. Громоздкий прибор, со скрежетом и грохотом втащенный в подвал, с натугой загудел, вместе с жизненной силой вырывая у Дейва магию, и тут дверь в подвал разлетелась мелкой щепой, моментально забившей опешившему колдуну глаза, нос и рот. Следом за дверью такой же мелкой пылью из дерева и железа разлетелся и смертоносный аппарат. По ступенькам гулко забухали шаги, такие родные и знакомые, что по щекам Дейва впервые с момента пленения побежали слёзы. Чёрный Джек (а это, разумеется, был он) без спешки спустился в подвал, осмотрелся и приказал своей команде, привычно окружившей горячо любимого капитана:

— Дейва