— Сегодня, в воскресенье, — продолжат сэр Генри Мерривейл, разглядывая содержимое плетеной корзинки, — я все утро перечитывал и сличал анонимки. И пришел к некоторым интересным выводам.

— Извините, что перебиваю, — вмешалась Джоан. — Но были ли у вас другие… посетители после того, как я ушла?

— О, множество. Мы получили, — Г.М. засопел, — довольно много писем, адресованных девице по имени Марион Тайлер, которой приписали интрижку со священником.

— Еще одна?! — поразился Уэст, очнувшись от раздумий. — Нет, погодите! Значит, Марион и есть та, с которой, по словам Тео Булла, викарий «крутит любовь»?

— Так я и думала, — холодно заметила Джоан. — Так я и сказала тебе вчера вечером, Гордон. Разумеется, сама Марион тут совершенно ни при чем. Ее не в чем упрекнуть!

— И еще, — продолжал Г.М., пристально разглядывая своих собеседников, — еще четыре наглые писульки, адресованные доктору Иоганну Шиллеру Шмидту. Наконец, пока здесь шла перепалка, с последними двумя письмами заглянул Рейф Данверс.

— Такой милый старичок? — удивилась Джоан. — А его-то в чем обвиняют?

Лицо Г.М. осталось совершенно невозмутимым.

— Я уже видел одно из адресованных ему писем вчера днем, — заявил он. — Именно благодаря ему я напал на след машинки, на которой были отпечатаны все послания.

И Джоан, и Уэст не отрывали от Г.М. глаз.

— У Рейфа, — так же ровно и невозмутимо продолжал великий человек, — очень плохое зрение. Достаточно одного взгляда на его лицо, чтобы понять, что он плохо видит. В работе он пользуется лупой. Но Рейф любит выглядеть эффектно — уж он такой. Он носит очки без оправы, которые сползают на самый кончик носа; за двадцать лет он приучился не смотреть в них. Поэтому он не заметил, что на месте запятой стоит восклицательный знак… Что с вами, милочка? — Г.М. помрачнел. — Вчера, — продолжал он загробным голосом, — вы получили письмо одновременно со священником. Потом вы ворвались в лавку Рейфа, собираясь купить книгу о Насмешливой Вдове. Письмо сейчас при вас — вы ведь не положили его в корзинку вместе с остальными шестью. Я хочу взглянуть на него.

Джоан оцепенела. В голове промелькнула мысль: никогда, никогда, ни за что — ни малейшего признака страха! Но глаза ее устремились на отдаленные, залитые солнцем дубы, как будто она гадала, долго ли еще будет светло.

— Лучше отдай ему письмо, малышка, — мрачно посоветовал Уэст.

Негнущимися пальцами Джоан открыла зеленую сумочку и передала Г.М. сложенный пополам листок. Его толстые губы зашевелились.

— Так-так, — задумчиво сказал он. — Что же вы намерены были с ним делать?

— Я хотела, чтобы о его содержании знали только Гордон и я, — ответила Джоан, вскидывая округлый подбородок. — Гордон может позаботиться обо мне! По-вашему, я позволю себе испугаться?

Вот что прочел Г.М.:

«Милая Джоан! Чувствую, нам с тобой пришла пора познакомиться поближе. Посему вношу предложение нанести тебе визит — я приду к тебе в спальню в воскресенье, незадолго до полуночи. Разумеется, не имеет значения, будут тебя охранять или нет. Остаюсь твоим преданным другом,

Вдова».

Все наперебой твердили, что Вдова блефует и что письмо — полная бессмыслица; Вдова — кем бы она ни была — и так наплела много лжи. Пересуды продолжались до темноты. Но около десяти часов в кабинете полковника Бейли собрался военный совет.

В большом викторианском кабинете, оклеенном ужасными обоями в синие и розовые незабудки, плавали облака табачного дыма и слышались громкие голоса. Сквозь туман смутно виднелась крупномасштабная карта Европы над камином, большой макет под окнами и удобные старые кожаные кресла.

Мнения самой Джоан — единственной из всех — никто не спрашивал. Во всяком случае, она находилась в своей спальне и переодевалась, потому что в дом пришел Уэст.

Сэр Генри Мерривейл, надо отметить, почти не принимал участия в дискуссии. Он сидел, откинувшись на спинку кресла, закрыв глаза, и курил сигару — почти такую же крепкую, как его собственные. Пока сигара ритмично перекатывалась из одного угла рта в другой, он, несомненно, обдумывал все уловки и трюки — а имя им было легион, — о которых он когда-либо слышал.

Главный спор разгорелся между Гордоном Уэстом и полковником Бейли; наконец, противники согласились, что слово возьмет полковник.

— Итак! — твердо объявил полковник, призывая всех к вниманию.

Уэст, подняв руки в знак того, что сдается, уселся в кресло. Полковник Бейли подошел к столу и отрывисто заговорил, не вынимая изо рта булькающей (видимо, где-то была мелкая трещина) трубки.

— Черт побери, я тоже читаю детективы! — воскликнул он с видом человека, который проводит глубокое научное расследование древневавилонской культуры.

Сэр Генри Мерривейл громко хрюкнул.

Не настроенный шутить полковник — на самом деле он нежно любил племянницу и скорее умер бы, чем допустил, чтобы с ней что-то случилось, хотя, с другой стороны, еще скорее он умер бы, если бы признался в этой своей слабости, — наградил Г.М. ледяным взглядом.

— Знаю, все книги вздор, — продолжал он. — Но все же довольно часто попадаются интересные описания. Где-то на середине книжки хочется встряхнуть идиота-детектива и сказать ему: «Послушай, приятель, пораскинь немного мозгами!» И вот тайный вожак шайки…

— Вы читаете боевики, а не детективы, — устало перебил полковника Уэст. — Извините, продолжайте.

— Полиция получает письмо. В нем говорится, что… скажем, министр обороны, так лучше… так вот, что министр обороны умрет ровно в половине десятого сегодня вечером и никто не сможет этому помешать.

— И что же дальше?

— А дальше поднимается суматоха. Полиция переворачивает все вверх дном. Окружает тройным кордоном кабинет министра обороны, задействует половину Скотленд-Ярда. Снайперы расставлены под каждым окном и на крыше. — Полковник Бейли перевел дух. — И никому не приходит в голову, что нужно просто-напросто войти в кабинет и засесть там! Все, что случается потом, можно было бы предотвратить. Вы понимаете, о чем я?

Не дожидаясь ответа, полковник Бейли указал трубкой на Г.М.

— Мерривейл сядет в одном углу комнаты. Я в другом. По-моему, вреда не будет, — он с сомнением посмотрел на Уэста, — если и вы тоже где-нибудь приткнетесь. Вот именно! Остальные, кто заявится без приглашения, тут же схлопочут по уху.

Вынув из пепельницы дымящуюся сигарету, Уэст наклонился вперед.

— Полковник, — серьезно проговорил он, — ничего не выйдет.

— Почему?

— Потому что в таком случае никто не заявится!

— Что и требовалось доказать, верно?

— Послушайте, — продолжал Уэст, сощурив карие глаза, отчего стало казаться, что у него высокие скулы. — И все-таки как, по-вашему, будет выглядеть особа, которая придет — если вообще придет?