– Это невозможно, – упрямо набычившись, повторила побледневшая Зина, – невозможно! Никто никогда на это не пойдет! И нет таких технологий, которые могут позволить это сделать!

– Есть, Зина, есть… даже сейчас есть. Представь, что государство решило поправить свои дела за счет граждан. Не мясо их съесть. Просто надо что-то сделать. Например, ограбить свой народ, заморозив деньги в сберегательных кассах. Обнулить деньги, которые хранятся на руках. Что оно сделает? Оно начнет массированную кампанию по внедрению в головы людей, что это нормально, что это хорошо и лучше быть не может! И народ поверит и не будет особо возмущаться. Привыкнет. Все газеты, телевидение, радио в руках государства. И что оно захочет, то тебе в голову и вложит. И ничего тут не изменилось – в моем времени все то же самое. Только, наверное, еще хуже. Потому что у нас правят деньги. Если у вас идеология, и худо-бедно, но ваши руководители друг за другом следят, дабы не отошли от линии партии и правительства, – у нас полная свобода. Особенно в Интернете. Можно нести любую чушь, можно призывать к экстремистским действиям – никто тебя не тронет. Хоть на баррикады зови. Есть целые радиостанции и телеканалы, финансируемые врагами из-за рубежа, и их никто не трогает. Почему, для меня загадка. Ясно ведь как божий день, что работают на врагов. Но они продолжают работать. Единственное объяснение – на самом деле это ловушки для дураков, как бочка с дерьмом для мух. Прилетают, а тут их и ловят! Тут и берут на карандаш! Где бы искать тех врагов – а они сами слетаются на вонь! Только это объяснение, которое хочется принять в душу. А возможно, все гораздо, гораздо хуже. В самом правительстве сидят враги, которые позволяют этим всем вражинам спокойно работать. Почему с ними ничего не делают, с теми, кто в правительстве? Тоже все сложно. Они якобы мостик между нами и зарубежьем. После развала страны наши руководители чуть ли в рот не заглядывали этим зарубежным эмиссарам! Еще немного, и могли бы и гомиками себя объявить, поскольку у зарубежников сейчас в ранге положенности признаваться в том, что они гомосексуалисты! Представляешь? Выходит такой глава крупной корпорации и во всеуслышание говорит: «Господа! Спешу вас обрадовать – я педик!» Ну не так, конечно, я утрирую, но почти так. Даже название этому придумали – «каминг-аут». Вот так, дорогая. Вот до чего дошел наш мир!

– Мне не нравится твой мир! – Зинаида сжала пальцы в кулаки, и лицо ее сделалось жестким, злым, сейчас она была еще больше похожа на Мишель Пфайффер – в роли ведьмы в каком-то фильме фэнтези, название не запомнил. Там было что-то про волшебную пыль. Такая же прекрасная и такая же страшная. Как Горгона! Медуза Горгона!

– Мне тоже он не нравится. – Губы у меня скривились, и я едва удержался, чтобы не врезать кулаком по столу. – Да я тебе еще и малой части не рассказал того, что у нас происходит и происходило! Господи, если бы ты увидела девяностые, ты бы просто ахнула! Людей просто уничтожали – голодом, бандитскими пулями, безнадегой! Да, именно безнадегой уничтожили миллионы людей! Нерожденных людей. Семьи не заводили детей, потому что не на что было кормить. Негде жить. Вместо двух – один ребенок! Вместо трех – два или тоже один! Ты представляешь, сколько молодых, здоровых, умных людей потеряла страна просто потому, что несколько подлецов решили растащить страну по своим углам?! Разграбить ее! Уничтожить – ради своих мелких подлых амбиций! В Прибалтике, которая теперь лучший друг США и наш самый подлючий враг, половина населения уехала на заработки. Работы нет. Все предприятия уничтожены, а Россия теперь прибалтов не кормит, как это было в СССР! На Украине война, и народ разбегается – кто в Польшу, практически на рабские работы, а кто на заработки в Россию, которую Украина объявила своим врагом! Ты представляешь, Украина – враг России! Ты могла бы хоть на секунду это допустить?!

– Никогда! – выдохнула Зинаида, бледная и серьезная. Мороженое в ее вазочке таяло, но она сидела неподвижно, застыв с ложечкой, зажатой в правой руке, и не двигалась, с ужасом глядя на меня. Мне кажется, только сейчас она поняла масштаб катастрофы. Хотя я и раньше ей рассказывал о случившемся с нашей… с моей страной. Только сейчас проняло.

– Вот и я не мог. А оно случилось. Окна Овертона, Зина, окна Овертона. Промыли людям мозги. Работает система. Кстати, напиши такую статью. Интересно, пропустят ее в печать? В принципе – почему нет? Можно вывести эту теорию как приложимую к обществу капитализма. Да так все и есть. Обвиняй проклятых капиталистов, бичуй пороки империалистического общества, и это прокатит.

Зинаида сняла шляпку и осталась сидеть с непокрытой головой. И я обратил внимание, какая у нее стройная, длинная шея… и в очередной раз подумал: зачем? Ну зачем она скрывала свою красоту?

– Я, наверное, никогда не смогу понять женщин… – начал я, глядя на собеседницу, устремившую взгляд вдаль, куда-то за Волгу.

– Что ты хочешь узнать? – Она перевела взгляд на меня, усмехнулась. – Зачем я выглядела как старуха? И почему теперь вдруг встрепенулась и почистила перышки?

– Знаешь, Зина… – сказал я серьезно. – Иногда ты наивна, как ребенок. А иногда меня просто пугаешь. Ты будто мысли читаешь. С тобой надо быть осторожнее!

– Да, со мной надо быть осторожнее, – кивнула она. – Женщины врут. И я вру. Все врут! Кто-то в мелочах, а кто-то по-крупному. Я уже тебе говорила про синдром купе – когда человеку незнакомому рассказывают больше, чем это положено. Больше, чем близким людям. Ну вот… я с тобой откровенна, насколько могу. Но даже тут я вру. Тебе не казалось странным, что у меня голубые глаза, хотя я брюнетка?

– Хм… честно сказать, не особо задумывался! – признался я. – Не тот у меня… хм… профиль работы. Снайпер я. Можно сказать – убийца. Моя профессия – убивать людей. Но я стараюсь никогда никому об этом не говорить. Для всех – я бывший сотрудник милиции на пенсии. Служил участковым, в вытрезвителе, в патрульно-постовой службе. Вот и все. Никому не надо знать правды.

– Ты многих убил? Кто это был? – Зинаида смотрела на меня влажными, странными сине-голубыми глазами, и мне вдруг показалось, что я ее давно знаю. Будто мы учились вместе в школе, я ее дергал за косичку, а на выпускном танцевал с ней и поцеловал под лестницей, ведущей на второй этаж. Старая знакомая, почти подруга, с которой нас развела немилосердная судьба. И вот мы снова встретились. Только жизни у нас разные, и о чем говорить теперь… мы не вполне еще знаем. И как говорить.

– Не считал… – нахмурился я. – Не люблю это вспоминать. Десятки, может быть, сотни. Они были врагами или преступниками. Что, впрочем, то же самое – враги. Одних из снайперской винтовки, других из автомата, при отходе. А когда патроны кончались – гранатой и в рукопашной. Ножом. Всякое бывало. После Афгана я остался на сверхсрочку, меня отправили на переподготовку. Там всему и научили. Только мои умения убивать здесь не пригодятся. Ни к чему они!

– Как знать, как знать, – вздохнула Зинаида, а я снова встрепенулся:

– Итак, поделишься тайной – почему у брюнетки сине-голубые глаза? И как сумела сохранить молодость?

– Почему? Дураки вы, мужчины! Ха-ха-ха! – Зинаида хохотнула, звонко, молодо, и на нее с любопытством покосилась парочка из дальнего угла. Уж больно у нее это вышло молодо и красиво. – Да потому, что я блондинка!