Был одно время у нас злющий петух, клюнул он как-то внука Мишу прямо в затылок, а им как раз уезжать. И дед Миша с отцом Сережей решили казнить петуха, изжарить в глине и съесть. Где они узнали о методе — печь дичь в глине и в перьях? Только наутро оказался он полусъеденным и кроваво-сырым. До сих пор это вспоминаем с улыбкой.

Заводские приезжали по путевкам отдыхать, а в выходные приезжали цехами, и не только пировали, но устраивали игры и соревнования. Финансировал это все завод. Своим работникам — все бесплатно, а с гостей брали рубль за все: за место — рубль, за лодку — рубль. И, что удивительно было для завкома, в сезон рыбалки наша база приносила доход.

До сих пор вспоминаем эти времена и ездим на базу, которую я назвала, и она осталась с этим названием «Черемшанка». Нас там привечает и новый егерь, Женя, с женой Наташей, и новая дирекция.

И здесь я должна сказать доброе слово о нашем директоре Смородинникове Владимире Петровиче. Воспитанник комсомола, коммунист, он всего себя отдавал своему заводу. Он любил дело для людей и людей дела. И это был умный человек, который вел себя в соответствии с ситуацией и качествами людей, которые его окружали. Его за это ценили. Когда началась дурная перестройка, с ее так называемой демократией, то нашлись на заводе люди, захотевшие захватить власть и собственность. Он выступил против того, чтобы распродать завод, а приложил все усилия для его сохранения. И на общем собрании при выборе Генерального директора Владимира Петровича поддержало 92 % работников. Вот какой он человек.

На своем рабочем месте твердый, жесткий и решительный директор, ответственный за свои решения и обязательный в делах. А когда приезжал на базу, всегда признавал, что здесь я директор, а не он. Более того, не считал зазорным наносить себе в баню воду, а он любил попариться, помочь моему сыну косить траву на сено для коровы. Он очень не хотел, чтобы я ушла с базы. А когда я напоминала о своем возрасте и что мне уже тяжело, то говорил, шутя, что завод будет еще больше помогать, и здесь тебя, Кузьмовна, похороним на берегу, и памятник поставим от завода. Я горжусь всеми моими друзьями, а его считаю не последним из них. Его жена тоже подружилась со мной, да и дети его до сих пор заезжают ко мне. Именно он раскрыл нам глаза на личность Ельцина, когда нам захотелось альтернативы бесхребетному Горбачеву. Да мало таких, как он, оказалось в партии, чтобы противостоять процессу разложения.

До сих пор я и вся моя семья вспоминаем то время. А сейчас люди заводские редко приезжают на базу отдыха. За все нужно платить. Нужны деньги на ремонт. Полы в большом доме провалились, в малом доме мест мало, да и не для всех. Цель ведь не люди, их развитие и благо, а прибыль. Правда, дух русский остался у людей и некоторая инерция у руководства на нашем заводе осталась, и люди стараются оставаться людьми.

Однажды на рыбалке слушаю радио. В новостях упоминается наша дивизия. 312-я Смоленская, орденов Суворова и Кутузова сибирская дивизия и наш 1083-й стрелковый полк. Я написала об этом сыну в Москву. Он учился в это время в Военно-политической академии им. В.И. Ленина. Он через Батова, Центральный совет ветеранов разыскал совет ветеранов нашей дивизии, даже подружился с председателем совета Замкиным и секретарем Кнобе-лем и прислал мне их адрес. Я стала с ними переписываться. И до перестройки каждый год мы встречались в Москве. Со всего Советского Союза собирались. Дивизия формировалась в Сибири, а служили и бились с врагом в ней все народы СССР. А когда я первый раз приехала на встречу, назвала себя, стали говорить, что как же так, ведь Зоя Некрутова погибла, умерла в госпитале. Но вот подбегает ко мне Тамара Несина, сейчас у нее фамилия Удот, мы с ней расцеловались, и все разъяснилось. Все меня давай распрашивать, я их, стали все вспоминать, как мы в прачечной воевали. А потом и Дуся Колесова, Паша Рева, Катя Крикун, те, кто остался жив, вспомнили о погибших. Рассказали, как с улыбкой в траншее погибла Маша Саблина от попадания пули немецкого снайпера прямо в лоб.

Стали мы переписываться. К каждому празднику получала я по двадцать писем и открыток. Совет ветеранов дивизии сделал альбом с нашими фотографиями. И когда я его получила, то увидела в нем фотокарточку Саши Ноздрина. Ведь когда я ушла на фронт второй раз, мы потерялись. Я узнала его адрес, написала ему, и он ответил.

«Дорогая, дорогая Зоя Некрутова!

Так обрадовался Вашему письму!.. Ведь я уже похоронил Вас в своей памяти. Но как же я мог забыть Вас?! Конечно же нет!

Поздравляю Вас и всю Вашу коммуну с Новым годом и самым крепким здоровьем на многие годы. Спасибо за поздравление, опричь спасибо за весточку о себе. Как прекрасно, что Вы выжили.

Конечно же, я все помню, и этот лес на Осьме, и наше хождение, какие-то разговоры… Что-то доброе такое и мечтательное. Наверное, о жизни говорили, а не о смерти. Я так всегда боялся за Вас…

Дорогая Зоя! Я даже было использовал все в романе, который должен выйти в 1983 году, Вы, конечно, под вымышленным именем — Вари Народиной. Конечно, кое-что ввел романическое, ибо образ литературный — это не копия с прообраза, а персонаж собирательный. Но вот какая напасть, издательство потребовало сократить рукопись до 20 печатных листов, печатный лист 25 страниц, вот и выпали главы о снайпере и ее истории. Но не пропали: написал особую маленькую повесть, которая должна войти в сборник повестей и рассказов.

А роман посвящен войне. Как выйдет, непременно пришлю Вам. А что за альбом? Издан в типографии или от руки, самодельный?

Я не получал. Но как же Вас не было на сборах в 30-тилетие освобождения Смоленщины в г. Смоленске? Мы там многие были. Теперь, наверное, соберемся в 1993 году. Думаю, что живы будем. И Вам непременно надо приехать. Спишитесь с Музеем боевой славы 312 стр. Смоленской дивизии. Адрес: Смоленск, ул. Неверовского, 11, 2-я средняя школа. В школе и находится этот музей, там мы и собирались. А к сорокалетию освобождения Смоленщины выйдет и роман «Вечевой колокол».

Бесконечно рад, что Вы все же уцелели и объявились. Мы довоевали до Эльбы! Правда, весной 1944 года, после госпиталя, я уже попал в 370-ю стрелковую дивизию, не по ранению лежал — сильно простудился, а ранение было перед Смоленском, легкое, отходили в медсанбате. После войны почти еще год работал в Германии по репатриации наших граждан, угнанных фашистами в Германию.

Потом уже пошла писательская работа, издал несколько повестей, печатал рассказы, очерки и даже стихи, представьте, ибо во время оное и начинал со стихов.

А теперь вот увяз в романах. И не хотел, а увяз. Даже о войне не думал писать, и только спустя почти 30 лет после войны вдруг что-то взыграло во мне, и написал роман.

А жизнь идет/бытовая/, наверное, как и у Вас: и дети большие, и внуки вот-вот женятся. Древнее круговращение — это и есть вечный двигатель, о коем так печется человечество, что-то изобретая техническое.

Теперь уж не будем терять друг друга из вида. Мой наказ Вашему супругу Михаилу: поберечь Вас. Мы ведь скоро станем музейными экспонатами, коль дотянем до двухтысячного года. Давайте дотянем, дорогая Зоя!