Со мной знакомится поддельный Реджис. В роли ведущих здесь — дружелюбные работники Диснейленда, которые, быть может, между сеансами своих «Миллионеров» слоняются по парку в костюме Тигры. Его тоже зовут Кен, и мы оба над этим подшучиваем.

Первые вопросы очень просты, и это очень хорошо: на диснеевском «Миллионере» у игрока есть всего несколько секунд, чтобы дать «окончательный ответ», в отличие от телешоу, где можно мямлить и бормотать, пока Уолт Дисней не начнет переворачиваться в своем холодильнике. Предполагается, что игрок с легкостью ответит на несколько первых вопросов — и мне это удается. Туфельки Золушки были сделаны из (Б) хрусталя. Повторение — мать (Д) учения. Дамские пальчики — это (В) виноград.

Как ни странно, спринтерский характер игры не сбивает меня с толку, а напротив, помогает расслабиться. Но затем мы добираемся до вопросов, которые помогают Майклу Айснеру не проиграть круизов больше, чем заложено в бюджете. Каково настоящее имя леди Берд Джонсон?[79]Этот ответ я узнал во время своих недавних «президентских» штудий. Затем — на южной оконечности какого района Нью-Йорка расположен Кони-Айленд?[80]Не считая пути в аэропорт, я никогда не был в нецентральных районах и трачу на этот вопрос сразу две подсказки: «Вопрос к залу» и «50 на 50». Теперь у меня остался только «Звонок другу», который в парках развлечений трансформировался в «Звонок незнакомцу». Единственное, что тебе светит, — это совет от случайного посетителя Парка приключений в шапке с ушами Микки-Мауса, который был настолько глуп, что умудрился застрять рядом со специальным внутренним телефоном. Раз «Звонок другу» бесполезен, значит, я здесь в полном одиночестве.

И вот тогда-то я, как и мои предшественники в нелегкой роли игрока, получаю вопрос ценой в $64 тысячи. В смысле, в 64 тысячи очков. «В какой стране родился знаменитый укротитель львов Гюнтер Гейбл-Уильямс?» Вдвойне сложно для несчастного лузера, который и слыхом не слыхивал о выдающемся господине Гейбле-Уильямсе. Такого несчастного лузера, как я. Три из вариантов ответа — это взаимозаменяемые европейские страны: Германия, Австрия, Швейцария. Мой мозг в ступоре, время истекает, и по какой-то причине я выбираю четвертый ответ: (В) Соединенные Штаты. Может быть, типично немецкое имя Гюнтер — это ложный след? Может быть, это вопрос с подвохом?

«В. Окончательный ответ».

Паранойя не окупается. Гюнтер родился в Германии.

«А я знала, — любезно щебечет моя невестка, когда я осторожно возвращаюсь на свое место. — Я видела о нем передачу на канале A&E».

Возможно, викторины — это не совсем меритократия в чистом виде. Можно быть каким угодно умником и проиграть кому-то, кто вчера вечером посмотрел по A&E нужную передачу. И все же теперь я являюсь счастливым обладателем значков, шнурка для мобильного, бейсболки и новой рубашки поло. Неплохой улов — даже если завтра на Jeopardy! я облажаюсь.

Теперь место игрока занимает сияющая от счастья десятилетняя девочка с брекетами на зубах. Ее отец жестикулирует, словно тренер на третьей базе. Зрители подбадривают девочку и сами играют вместе с ней. Удовольствие от тривии соединилось с чем-то еще более естественным — бескорыстным желанием увидеть, как удача улыбнется кому-то другому. Викторина объединяется с шоу. Боб Боден был прав — это действительно ни на что не похоже!

«Молодец», — снова шепчет мне на ухо разносчик газет, ведь теперь мы оба — закаленные в бою воины.

Я чувствую, что между нами появилась незримая связь.

Первый семестр в университете — это такое бессмысленное время, когда большинство новоявленных студентов записываются на кучу утренних занятий, которые потом никогда не посещают. Я решил внести в этот жизненный этап немного смысла, прыгнув с парашютом.

В значительной степени это была вина моего соседа по комнате. Он где-то достал флаер в клуб воздухоплавания студенческого городка и обязательно хотел присутствовать на первом собрании. Я пошел с ним в порядке оказания моральной поддержки. Не помню, о чем на собрании шла речь, но это определенно была проповедь на уровне Иоанна Златоуста, поскольку заставила моего соседа вписать свое имя в список желающих выпрыгнуть из самолета. Правда, это все еще не объясняет, почему я записался тоже. По-видимому, ключевое слово здесь тестостерон. Никто не согласится, чтобы тощий диабетик из провинциального городка Якима чувствовал себя альфа-самцом в вашей общей спальне.

Но в последнюю минуту мой сосед изменил своим намерениям, внезапно решив, что прыжок будет слишком дорогим удовольствием. Я подозреваю, что под слишком дорогим он подразумевал слишком страшным. Таким образом, я остался с носом, точнее, с ранцевым парашютом за спиной в кабине аэроплана. Моим первым прыжком стал прыжок в тандеме, во время которого вы летите в связке с инструктором в довольно гомоэротической позиции «снизу». При этом всю трудную работу по своевременному дерганью вытяжного троса, приземлению и тому подобному выполняет инструктор. И слава богу, потому что весь полет с момента раскрытия парашюта до аварийной посадки я провел в полубессознательном состоянии жуткой сенсорной перегрузки.

Это неописуемое ощущение. Мозг переполняется быстро сменяющимися образами, главный из которых «земля». Он задает сам себе вопрос: «Неужели это вправду происходит со мной?» И вынужден ответить себе утвердительно. У многих людей это ощущение длится несколько мгновений, после чего им удается от него отделаться. Но в моем случае помрачение сознания продолжалось весь прыжок — около десяти секунд. Моментами сознание возвращало себе ясность, фиксируя бешеные порывы ветра, восхищение пейзажем, встряску от раскрывающегося парашюта. В те мгновения, когда мой мозг приходил в себя, он сообщал: «Ага, ты все еще падаешь с самолета!» — после чего так же внезапно снова погружался в оцепенение.

Рассказываю об этом я столь подробно не для того, чтобы показать, как суровы бывают любители тривии. Дело в том, что тот случай — единственное в моей жизни событие, которое хоть как-то могло подготовить меня к ощущениям от записи моей первой игры в Jeopardy!.

Минди подвозит меня к западным воротам студии Sony в Калвер-Сити. Когда-то, в золотой век Голливуда, здесь располагались студии MGM. Ряд стандартных домов типовой колониальной застройки, протянувшийся вдоль улицы, — это все, что осталось от старой натуры, на которой Джин Келли пел под дождем.

Пока охранник сверяет данные моего ID со списком, я открываю заднюю дверцу машины, чтобы забрать два комплекта одежды, которые всегда просят иметь на съемке Jeopardy!.

Но одежды нет.

«Минди, куда мы дели мои костюмы?» — спрашиваю я, чувствуя, что темп моей речи возрастает с той же скоростью, с которой нарастает паника в моей душе. Обратите внимание на грамматическую точность использованного в этом случае беспомощно-мужского местоимения «мы».