«Какие костюмы?»

«Не могу в это поверить. Должно быть, я все оставил у Теда!»

Существовала только одна вещь, которую я не должен был забыть, и именно она в настоящий момент висит в гардеробе гостиной моего друга! Я был так поглощен мыслями о предстоящей игре, что всю ночь проворочался без сна, перебирая в памяти свои карточки для запоминания всего на свете. Неудивительно, что измученный бессонницей мозг забыл про две рубашки, два свитера и две пары штанов.

В надежде доставить одежду вовремя Минди срывается с места и несется пешком (дело происходит в час пик) вниз по 405-й улице, бормоча сквозь сбивающееся дыхание страшные проклятия в мой адрес, редко употребляющиеся в среде мормонов. Полусонный, я захожу в автобус, который везет меня вместе с другими двенадцатью игроками к десятому павильону, где установлены декорации для съемок Jeopardy!. История совершается вот здесь на пыльной, холодной, пахнущей чем-то затхлым сцене. Той самой сцене, где Спенсер Трейси играл в «Городе мальчиков», Джуди Гарленд — в «Словах и музыке», а Эрик Эстрада — в сериале CHiPs. Когда мы все собираемся в артистическом фойе, я подозрительно оказываюсь единственным участником, который не нашел, куда повесить громоздкий саквояж. День еще даже толком не начался, а я уже чувствую себя первоклассником, который первого сентября забыл дома коробочку с ленчем.

На первый взгляд, мои будущие соперники выглядят нервозной группой людей, вцепившихся в свои книжки. Сплошь хихиканье по углам и косые взгляды. Но вот в помещение врывается Мэгги Спик. Словно ударная волна отраженного звука от электрогитары, она облегчает всем жизнь, заполнив собою весь предоставленный объем. Точно как тогда, на отборе. Съемочный процесс в Jeopardy! — это игра с нулевой суммой. Логичным образом, чем лучше кому-то удается игра, тем хуже она получается у вас. Цель координатора по работе с игроками в данном случае — сделать так, чтобы заставить умнейших людей Америки забыть об этом очевидном факте. Она не хочет никаких стычек даже в тех вариантах, какие возможны в среде ботаников. Поэтому она старается культивировать отношения товарищества и солидарности, напоминая: «Эй, мы все здесь в одной лодке!» И это работает. Требуется всего несколько минут, чтобы люди начали приветливо общаться между собой.

«Сколько художников-сюрреалистов нужно, чтобы заменить электрическую лампочку?» — спрашивает одна дама у всех сразу.

Желающих ответить нет.

«Трое! Один держит жирафа, другой наполняет ванну часами!» Раздается несколько вежливых смешков. «Ох, вы не представляете себе, как здорово находиться в одном помещении с умными людьми, которые понимают твои шутки!»

Думаю, пройдет еще максимум десять минут, и все начнут наперебой цитировать фразы из скетчей Монти-Пайтон.

Мы садимся за длинный овальный стол и начинаем подписывать необходимые бумаги. Мэгги тем временем долго и с воодушевлением разъясняет нам, зачем эти бумаги нужны.

Мы соглашаемся с тем, что отныне Jeopardy! принадлежит все, что связано с нашем появлением в ее эфире, и что мы не расскажем никому о результатах игр до того момента, пока их не покажут по телевизору (это ориентировочно через три месяца). Я как раз добираюсь до слов «особо тяжкое преступление» и «в соответствии со статьями», когда Мэгги начинает свою лекцию о том, что согласно федеральному уголовному законодательству мошенничество в игровых шоу является преступлением. (Вот это да! Спасибо тебе, «Вопрос на $64 тысячи»!) Благодаря затянувшимся последствиям скандалов в игровой индустрии 1950-х годов мы целый день будем находиться под охраной, иными словами, под наблюдением. Слежка распространится даже на походы в туалет, время и частота которых также станут фиксироваться. По всей видимости, участие в телеигре — серьезнейший вопрос национальной безопасности.

Все утро я наблюдаю за женщиной, сидящей в низком кресле на противоположной стороне комнаты отдельно от остальных конкурсантов. Она мало говорит, сидит со слегка надменным выражением лица и кивает со всезнающим видом в ключевых местах ликбеза от Мэгги. «Это Анна Бойд, — наконец представляет ее Мэгги. — Она победила в последних четырех играх, и на данный момент сумма ее выигрыша составляет… Анна, сколько там?»

«Ох, 84 с чем-то тысячи. Точно не помню», — отвечает она с наигранной скромностью, улыбаясь, как кошка, которая только что разорвала в клочья канарейку. Все свои четыре первые игры Анна выиграла досрочно, или «в основное время», как говорят в Jeopardy!. Это означает, что к финальному раунду она набирала столько очков, что догнать ее можно было только в случае какой-нибудь безумной ставки с ее стороны. В этом, собственно, состоит цель любого игрока в Jeopardy!. Однако я не слышал, чтобы кому-то удавалось ее достичь в первых же четырех играх. Неожиданно Анна обходит любительницу искрометных анекдотов про лампочки в гонке за звание Самого непопулярного человека в комнате.

Итак, сегодня на съемках присутствуют 13 игроков, что человеку, не очень близко знакомому с форматом Jeopardy! может показаться на десять больше, чем нужно. Но на самом деле Jeopardy! записывает сразу пять игр (то есть одну неделю телепоказа) за один съемочный день. Отсюда требование иметь с собой полную смену одежды. Если ты выигрываешь игру, у тебя нет времени упиваться победой, позвонить мамочке или совершить ритуальный танец в манере Террелла Оуенса. Ты вместе с Алексом торопишься за сцену в костюмерную, само собой, каждый в свою, чтобы переодеться. Застегнув все пуговицы на рубашке и повязав галстук, ты тащишься обратно в декорации, чтобы начать все сначала. В неизменно оригинальном и остроумном приветствии Алекс делает вид для телезрителей, что прошло 24 часа. («На вчерашнем шоу, друзья, — это ведь должно было быть вчера, не правда ли, не десять минут назад, потому что, как видите, на мне синий галстук, а вчера, как свидетельствуют эти фотографии, я был в темно-бордовом…») Пять съемок подряд измотают любого. Поразительно, но, если верить Бобу Бодену, во времена расцвета «Пирамиды» Дик Кларк умудрялся записывать аж по десять шоу в день.

Сюзанна Тербер, главный координатор Jeopardy! напоминает правила игры, после чего нас всем скопом в первый раз выводят из фойе и вверяют администратору Джону Лодердейлу, который показывает нам студию. Вживую студия выглядит немного меньше, чем на экране. Наверное, это происходит за счет фанеры и голубого пластика в декорациях, которые визуально добавляют футов десять. Я засматриваюсь с открытым ртом на сложный комплекс соединений световых приборов и камер и впервые ловлю себя на мысли, что от значительного шанса выставить себя идиотом по национальному телевидению меня отделяют всего несколько часов. Тут меня начинает охватывать паника, как во время прыжка с парашютом. Я делаю глубокий вдох и стараюсь выглядеть спокойным.

Джон загоняет нас за подиумы и демонстрирует, как пользоваться ручкой-сенсором, которой нам предстоит записывать свои имена, а также ответы в финальном раунде. Затем мы по очереди играем тренировочную игру. Она служит техническим траком для телегруппы, а также для того, чтобы мы научились обращаться с хитрым устройством кнопок — возможно, решающим элементом для итоговой победы в игре. Видя по телевизору, как стол раз за разом зажигается у одного и того же игрока, зачастую думаешь: «Эй, а что тут делают оставшиеся двое?» Или того хуже, видишь игрока, который ожесточенно, аж подпрыгивая, но совершенно бесплодно лупит по кнопке, и думаешь: «Расслабься, умник, здесь тебе не танцпол». Но впечатление, что только один из игроков знает точный ответ на каждый вопрос, — иллюзия. Каждый человек, попадающий на Jeopardy! проходит горнило труднейших испытаний. В результате почти все игроки знают ответы почти на все вопросы. Происходящее на экранах — зачастую результат того, что игрок с хорошей реакцией и координацией раз за разом опережает других игроков на миллисекунды. Мастерство игрока в Jeopardy! — это во многом правильная техника и быстрота при нажатии на кнопку, а кнопка — это жестокая и непостоянная любовница.