Загадка, на которую я не хочу найти ответ методом проб и ошибок. Такая ошибка может стать последней.

Итоговый вывод один — Магнус Криггс вернулся в этот мир. Об этом знает Амадей, трое его ближников, что сидят с нами на этой базе, пока остальные пасут или носятся за эльфийкой-кидом, да еще Стелла, на дирижабле которой меня сюда и доставили. Она сама — промашка шпиона, сболтнувшего мое имя при ней. Или нет. В любом случае, дальше я полечу на «Солнышке», имея Стеллу почти во всех смыслах этого слова, кроме прямого. Сложносоставной яд с дозами временного противоядия гарантирует подчинение девицы в случае чего… гарантировал бы, не будь она психованной дочерью гоблина, но с этим я постараюсь что-нибудь придумать.

— Итак, мастер Криггс, с чего начнем? — изобразил бодрый вид Тариус Амадей Тарасккер, внося в мою импровизированную палату пару парующих кружек кофе.

— С подробностей, мастер Тарраскер. Контрабандисту, который ищет выход на очень конкретного покупателя, нужно знать очень много. Плюс, еще мне предстоит вдолбить часть этой легенды в голову моей… партнерше.

— А вы прошли долгий путь, кид. Охота на Эласте была настолько удачной для вас?

— У вас, агентов, всегда так много времени на посторонние вопросы? Для нас, Должников, оно куда ценнее золота.

— Прошу прощения, мастер Криггс. Давайте приступим.

На Земле во времена моей юности бытовала оторванная от реальности поговорка: «Только подлец может заставить женщину плакать». Я тогда её принимал как есть, будучи уверенным, что женщин нужно оберегать, ценить и защищать. Со временем, взрослея, планку одухотворенности пришлось понизить до «знакомых женщин», потом, уже под конец университета, она сама по себе как-то естественно сократилась до комбинации «мама+девушка». А уж потом, лет под тридцать, поговорка ушла в небытие. Сверстницу, которая в свой тридцатник уже прошла сквозь огонь, лед, медные трубы, пожар, дефолт, кризис, ипотеку и ребенка… защищать уже не от чего. Она уже сама нападает. Суть же этого измышлизма окончательно устаканилась ближе к сорока: в основном защищают не людей, а свои чувства. Любой навык требует времени и практики. Защита, война, любовь, спасение утопающих. То, что применяется редко — просто отмирает за ненадобностью.

К чему это я? Ну к тому, что сидящей в кресле пилота и самозабвенно рыдающей Стелле Заграхорн куда удобнее и комфортнее считать себя красивой, нежной, уязвимой и совершенно незаслуженно обиженной девушкой, чем пилотом дирижабля. Хотя всех без исключения, включая меня, Волди и провожавшего нас мудрыми и угрожающими словами Тариуса Амадея Тарасккера, она интересовала только как пилот и контрабандист. Это, конечно, субъективная точка зрения, фломастеры на вкус у каждого разные, но на стороне нашего общего мнения стоял сложный органический яд, пребывающий сейчас в организме плачущей полугоблинши.

Возможно, мне про яд не стоило сообщать, резко появляясь перед носом опешившей девчонки для того, чтобы ущипнуть её пониже пупка. От такого обращения та совершенно сообразно раскрыла рот, в который и было мной капнуто противоядие из пипетки. Ну а дальше я рассказал как про отраву, так и про то, что от нее ожидается. А она заплакала. Логично, предсказуемо, утомительно.

Изначально агент Кригстана собирался отправить с нами двух своих помощников, не сколько для «контроля» по его собственному признанию, сколько именно для помощи в поиске нужного нам орка, но получилось гнома отговорить. Я ему самым банальным образом предложил просто-напросто скопировать документы, которые предполагалось продать. Две попытки лучше одной, даже если Тарраскеру и нужно будет определенное время побегать по лесу в поисках своей Должницы. Естественно, он сомневался всем лицом, пока я не напомнил, что за меня, живого или мертвого, Станислав Аддамс уже обещает три полных веса в серебре. Аргумент агент не очень-то хотел принимать, но тут на мою удачу сработало, что у Тарраскера действительно было два экземпляра нужных документов в наличии, от чего моё предложение, как говорится, было «в тему». Он похмурился, поподозревал меня в коварном использовании харизматических навыков, но затем, разгладив чело, согласился. Чем и вычеркнул меня из своих должников, так как теперь де юре я его планам вроде бы и не помешал.

И вот мы втроем смело несемся над лесами Барджайи на ярко-желтом дирижабле навстречу приключениям. Ну, не то, чтобы втроем, не то, чтобы смело, но зато действительно несемся. Уцелевшая в ходе бойни цистерна оказалась способна нагрузить весьма экономно расходуемым сидием все резервуары судна. Для полного счастья нужно было лишь починить продолжающего впадать в глубокую депрессию пилота, чем я и занялся на досуге. Начать пришлось с крепкого подзатыльника.

— Ай!

— Пей, — в ручки полугоблинши была мной всунута небольшая пыльная бутылка темного стекла, в которой я пятью минутами ранее опознал неплохой вискарь.

— Н-не буду! У-уйди!

— У тебя, точнее у твоего вполне разумного папаши, здесь была собрана неплохая аптечка. В ней даже клизма есть. Не выпьешь, введу тебе пойло с ее помощью. Считаю до десяти.

— С-cтой! Стой! Я «Солнышко» на ночную стоянку поставлю!

Режим «плаксы» не помешал Стелле вполне бодро и решительно «утопить» ярко-желтый дирижабль в прогалине очередного темного бора, которыми так богата была Барджайя. Закрепив с моей помощью канаты, зеленокожая девушка, похожая в данный момент на обиженного жизнью бурундучка, залезла с ногами в свое кресло, где и принялась быстро и мелко отхлебывать весьма ядреную бурду. Тесно, жарко, душно… да еще и на пустой желудок, так что развезло девушку моментально.

— За что ты так со мной!? — с надрывом и слезой прорвало полугоблиншу, смотрящую в данный момент на меня своими огромными желтыми глазищами с совершенно детским и обиженным выражением лица, — Я тебе ничего не сделала! Ничего плохого!

— Как — так? — полюбопытствовал я, тут же подбадривая девушку, — Говори прямо, я не кусаюсь… если этого не требуют обстоятельства. Затем и хотел, чтобы ты выпила, язык тебе развязать. Когда я тебя чем-то обидел?

— Ты! — она аж задохнулась от праведного гнева и возмущения, а я в очередной раз убедился, что страсть таскать на себе грязные, тонкие и промасленные тряпки у Стеллы сочетается с каким-то талантом на их материализацию или хранение в каком-либо подпространственном кармане — топик, вновь скрывающий девичью грудь, был точной копией недавно порванного.

— Ты хотел сдать меня армейцам! Ты предал меня! Бросил в лесу на поживу ихорнику! А теперь меня отравили, и ты… ты! Ты выдаешь мне противоядие! Держишь на поводке!! Как рабыню! За что?!

— Скажи, ты совсем дура или прикидываешься? — спокойно спросил я, дождавшись, пока девушка испугается набранной ей самой громкости, — Сначала ты была для меня способом попасть в нужное место. Молчу, что у тебя полная колымага наркоты и прочей дряни, за это в тех местах, где работал я, с тебя бы сняли кожу, заколдовали бы, чтобы протянула подольше, а потом вышвырнули бы умирать в пустыню. Я бы сам на твое визжащее тело соли бы ведро сыпанул. Дальше? Мы договаривались, что ты меня возишь, а я тебя защищаю. При этом ты, зеленая и бессовестная жопа, не упомянула, что сама по себе лишь наивный глупый ребенок, который ничего не умеет и боится вылезать из своей леталки. Не упомянула, что топлива в ней остались капли. Умолчала, что у тебя каждую неделю идёт сдвиг по фазе, потому что ты хренова дочь хренова гоблина. Затем, когда я все-таки взялся тебя спасать, ты завизжала как сучка, что не бросишь корабль. Но я вернулся. Спас тебе жизнь. Убил ихорника. Что дальше? Дальше нас находят. Мои знакомые. Те, которых ты не должна была видеть никогда в жизни. И ты жива. Снова из-за меня.