Интересно, что иногда при амузии реакция мозга на отклонения в музыке бывает нормальной, хотя человек этого не осознает{170}. Возможно, этот диагноз формируется из ненормально высокого уровня разобщенности подсознательной и сознательной обработки музыки{171}.

Очень многие из наших музыкальных способностей, даже такие простые, как умение отличать повышение мелодии от понижения, движение в такт или напевание поздравительного мотива, на самом деле сложны и поразительны. Все наши детство и юность ушли на то, чтобы отточить эти музыкальные умения, и они просто-напросто лучше, чем у всех других созданий на планете. Мы воспринимаем их как должное, как умение читать и говорить. И зачастую лишь в случаях, когда эти способности разрушаются или не появляются, понимаем, что на самом деле они – поистине выдающееся достижение нашего внутреннего музыканта.

Я могу доказать, что мы многому научились, просто слушая музыку, потому что она создала «перекос» в нашем мозгу.

К взрослому возрасту у большинства из нас накапливаются годы знакомства с музыкальной культурой, причем с одной: в моем случае это западная тональная музыка. Я выучила формы и правила этого стиля, как формы и правила родного языка, в такой степени, что могу не задумываясь понимать и ценить знакомые звуки. Для сравнения, слушая мелодии другой культуры (например, яванский гамелан или японскую хогаку), в которой иные правила и формы, вижу ограниченность своего образования. Впервые услышав новый вид музыки, мы чувствуем растерянность, как будто звучит речь на незнакомом языке.

Ученые Вашингтонского университета решили выяснить, почему мы сталкиваемся с трудностями, знакомясь с музыкой другой культуры. К счастью, эта ситуация небезнадежна, так как людям под силу со временем разбираться в разнообразных формах незнакомой музыки, просто слушая – точно так же, как можно изучать основы иностранных языков. Эту идею проверили, сравнивая опыт прослушивания тональной западной музыки с ощущениями от музыки ряда стран с иной культурой, включая традиционные направления Индии и Китая, а также незнакомые европейские стили, например финские народные песни{172}.

Похоже, у всех музыкальных людей есть несколько общих свойств. Недавнее исследование прослушивания музыки взрослыми пигмеями Конго выявило, что и они, и западные студенты реагировали на одни и те же простые эмоциональные стимулы в музыке, например тембр и громкость. Этот результат предполагает, что в общении посредством музыки у разных народов мира есть базовые общие элементы, на которые мы чаще всего можем положиться{173}. Однако у нас есть и очень сильный перекос в интерпретации музыки из другой культуры, основанный на собственном понимании. Пигмеи в целом проявили меньше эмоциональных реакций на западную музыку, чем западные студенты. Кроме того, люди хуже запоминают музыку незнакомой им культуры{174}.

И наконец, мозг проявляет нетипичную реакцию при прослушивании музыки из другого мира, потому что нужно потрудиться – подумать о звуках, предположить, что можно услышать дальше{175}. Все это выливается в «эффект приобщения» к музыке взрослых слушателей. К тому же из-за того, что трудно сразу сформировать ожидания от незнакомого стиля музыки, обычно поначалу она нам не нравится.

Бывает так, что человек воспитывался более чем в одной культуре; и поэтому у некоторых из нас может оказаться «бимузыкальный мозг».

В поликультурных семьях у людей развиваются не такие музыкальные системы и модели активации мозга, как у тех, кто слышит музыку только одного типа. Я не говорю о прослушивании, например, классической музыки и хип-хопа, так как это жанры одной культуры, в основном использующие одни и те же музыкальные «кирпичики». Чтобы иметь бимузыкальный мозг, нужно контактировать с музыкой, развивавшейся по другим правилам.

Патрик Вонг и коллеги изучали реакции мозга людей, воспитанных одновременно на западной и индийской музыке{176}. Мозг участников обследовали с помощью МРТ, пока те слушали оба типа музыки, а затем сравнили их реакции с реакциями мономузыкальных людей. Бимузыкалы проявили более сложные модели активации мозга; это предполагает, в частности, что их эмоциональные реакции на музыку уникальны и формировались под влиянием бимузыкального наследия.

Все данные исследований культурной реакции на музыку свидетельствуют, что у нас возник «перекос» из-за усвоенного в детстве. К тому же мы интуитивно полагаем, что ребенку легче освоить инструмент, чем взрослому. Но это не значит, что взрослые неспособны учиться музыке – освоить новый инструмент или понять, как нужно слушать музыку другой культуры. Да, в понятии о том, что в увлечении музыкой существуют периоды, когда учиться легче, есть доля правды. Но этого не скажешь о теории, что только юному мозгу покоряются новые музыкальные инструменты или стили.

Некоторые взрослые достигли выдающегося музыкального мастерства в необычных обстоятельствах; их истории содержат увлекательные подсказки о возможностях музыкального образования во взрослом возрасте. В книге «Музыкофилия» Оливер Сакс рассказывает о мужчине, который благодаря самообразованию стал концертирующим пианистом во взрослом возрасте после странного несчастного случая: его ударила молния. Обычно это опасное для жизни несчастье, но он легко отделался: последствий было на удивление мало, за исключением внезапной страсти к музыке, хотя раньше он ею почти не интересовался. Мужчина стал слушать гораздо больше музыки и вдобавок самостоятельно выучился играть на фортепиано, причем достиг уровня профессионала в невероятно короткий срок. Он посвятил себя музыке и стал одержим музыкальным образованием.