Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кажется, Айзек научился читать мои мысли. Или я думала слишком громко, потому что в какой-то момент он зашёл в спальню и, заметив, что я уставилась в одну точку, чуть ли не накричал на меня. В итоге, заметив мой пришибленный взгляд, просто вздохнул и попросил ни о чём не думать, чтобы не накручивать.
– У тебя постельный режим. Вот и соблюдай его, – добавил он.
Я, повинуясь его взгляду, отставила ноут в сторону и накрылась одеялом с головой, демонстрируя полную покорность. Постельный, значит постельный. В принципе, я действительно была мало на что способна – только лежать под одеялом и изображать из себя самого несчастного человека на свете.
Айзек уехал ночью. Я не слышала, как он ушёл. А утром проснулась от острого приступа одиночества. Квартира выглядела безжизненной и пустой. Мама вернётся только вечером. Холодильник забит едой. Но есть не хотелось.
Вчера, как и после операции, мне было жутко плохо. Горло болело, отходняк от наркоза был таким, что хотелось уже как-нибудь по быстренькому умереть. Я не психовала и не капризничала, просто соглашалась со всем. Но тогда разбитое физическое состояние гасило все мои страхи, а сегодня…
Мне казалось, что я больше никогда не выйду на сцену, что больше не смогу говорить. Мерещилось, что врачи сделали что-то неправильно, и я навсегда осталась немой. Хотелось закричать, чтобы проверить. Хотелось спеть хоть что-нибудь. Хотелось просто услышать собственный голос. Это ведь такая мелочь – просто произнести хотя бы один звук. Банальное «А» – и всё, я успокоюсь. Но нельзя…
Это было похоже на сумасшествие. Как будто я действительно спятила. Я металась по квартире, смотрела в зеркало, заглядывала в рот. Мой голос – это всё, что у меня было, это моё богатство, моя жизнь. А если он не вернется? Да, я могла ещё играть на гитаре и фортепиано, но этого мало. Я не могла представить, каково это – оставаться на сцене без возможности взять в руки микрофон. Всю жизнь смотреть на то, как другие поют и понимать, что этот путь для меня был закрыт. Как всё время ковырять пальцем рану, не давая ей возможности затянуться.
В какой-то момент я подумала – хорошо, что Итан ушёл. Именно тогда, до операции. Если бы он остался со мной из жалости, то в конце концов возненавидел бы. Проклинал бы каждый день и в конце концов я испортила ему жизнь. Может, стоило написать Айзеку, чтобы он тоже ушёл? Нашёл себе новую подопечную, которая не будет доставлять ему столько неприятностей. С которой не будет хлопот.
Когда Айзек приехал, он застал невероятную картину. Я сидела в гостиной на полу и плакала, ненавидя себя за то, что доставляю всем столько хлопот.
– Кайл! Что случилось? Что-то болит?
Айзек упал на пол рядом со мной, заглядывая мне в лицо и продолжая задавать вопросы, забыв, что я не могла на них ответить. Всё, на что меня хватило – это покачать головой, продолжая размазывать слёзы по щекам.
– Хей.
Айзек тихо позвал меня, заставляя поднять на него зарёванные глаза. Он смотрел на меня с тревогой и бесконечным терпением. И заботой. Кажется, в его взгляде было что-то ещё, но я так и не смогла понять, что именно. Потому что в ту секунду, как я, кажется, ухватилась за нужную эмоцию, Дэвис прижал меня к себе, позволяя спрятать лицо у него на груди.
– Всё хорошо. Всё будет хорошо, – приговаривал он едва слышно, прижимая меня к себе, – Мы со всем справимся вместе, обещаю. Дурочка, ну чего ты плачешь? Никто не умер, а остальное поправимо.
*****
Айзек
Я прижимал к себе Кайл и слушал, как она совершенно беззвучно – вот парадокс – плакала. В очередной раз захотелось найти Итана и ударить. Нет – избить, чтобы вытряхнуть из него всё то дерьмо, что, как оказалось, хранилось в его душе. Что-то мне подсказывало, что ревела Янг не только из-за страха перед потерей голоса. Она же была девчонкой, а они на первое место всегда ставили дела сердечные.
Вспомнился разговор с мамой. Она позвонила мне днём, когда я был в студии и улаживал дела с лейблом.
– Айзек, сынок, я тебя не отвлекаю? – спросила эта милая женщина, которая в своё время подарила мне жизнь.
– Работаю, мам, но для тебя, разумеется, минутку найду.
В трубке негромко рассмеялись:
– И на том спасибо. Айзек, что произошло у вас с Итаном?
Я вздохнул. Так и знал, что она звонила именно по этому поводу. Как бы – а для чего ещё? Какая ещё тема не могла подождать выходных и моего традиционного визита в родительский дом? Конечно, только мой младший брат.
– Скажем так – Итан поступил неправильно по отношению к нашей общей знакомой. Воспитывать его, конечно, уже поздно, но вдруг всё же получится.
– Айзек, отношения Кайл и Итана – не твоё дело. Они сами должны разобраться с этим.
– Кайл – моя подруга, – упрямо возразил я.
– Милый, у тебя подруг может быть ещё очень много, но брат у тебя один, – заметила мама.
– Я не понял, ты что, на его стороне? – кажется, я начал раздражаться.
Голос мамы звучал спокойно. Она, как маленькому, объяснила:
– Родной, я не встаю ни на чью сторону. Вы оба – мои сыновья, и я люблю вас. Кайл – дочь моей подруги и она мне небезразлична. Но вы сейчас все ведёте себя, как дети. А, как мне кажется, уже прошло то время, когда я должна была мирить вас, как малышей.
– Я об этом не прошу, – буркнул я недовольно.
– Знаю, но это не значит, что я не должна этого делать, – парировала мама, – Поговори с Итаном. Ты выгнал его из дома. Из-за того, что он расстался с девушкой?
– Мам, он не просто расстался с Кайл. Он бросил её в ту минуту, когда она в нём нуждалась. А уже через пару дней засветился в газетах с новой подружкой, и в итоге выяснилось, что он использовал Кайл для продвижения собственной персоны. И теперь скажи мне, что он не заслужил того, что получил?
– Милый, он совершил ошибку. Скажи
